Коммунисты - Луи Арагон

class="a">[629]. Чистую одежду туго сворачивают, смотрят, чтобы рукава не топорщились (а то узел зацепится за соседний), и вздергивают свой сверток вверх на блоке. Вот оно, мое тряпье, болтается под потолком, и там же покачиваются наряды Мимира, и Гюстена, и всех остальных. Никто уже не замечает, какой нелепой бахромой окаймляют вверху эти тряпичные узлы все четыре стены раздевалки… А когда облеклись в рабочую одежду, все уже как будто спустились под землю, в забой, — волглая спецовка пропитана угольной пылью, черна и тяжела, как уголь. Потом идут в ламповую получить шахтерскую лампу. Каждому выдают электрическую лампу с аккумулятором, ее зажигают, поворачивая колпак; весу в этой лампе кило три с половиной. В ламповую входить запрещается; каждый протягивает в окошко бляху с номером, и ламповщица выдает тебе твою лампу; ламповая помещается напротив душевой. Потом поднимаются наверх по крутой лестнице, по очереди подают контролеру лампу, тот ее осматривает, проверяет, плотно ли прилегает защитная сетка. Потом проходят к другой лестнице, поднимаются в инструментальную. Тут по стенам устроены «индивидуальные» шкапчики — сотни две шкапчиков, размером шестьдесят сантиметров на пятьдесят, — конечно, шкапчики не на всех рассчитаны. Уходя с работы, сюда кладут кирку или обушок для наточки, чтобы не возиться с этим дома; перед работой берут из шкапчика свой инструмент. А у кого весь инструмент в порядке, оставляют его внизу. Из инструментальной ход в спусковую, где турникет и клети[630]. Там уже собрались штейгеры[631], старшие штейгеры и прочие начальственные лица. Спуск производят по штольням[632]. Сменные инженеры несут по очереди недельное дежурство, проверяют, как производится спуск. Когда шахтеры, работающие в первой штольне, входят в спусковую, бьет половина шестого. Декер уже час как поднялся с постели. В той штольне, где он работает, два яруса — на каждом ярусе по тридцать человек, значит, шестьдесят шахтеров на штольню. Подъемная машина уже подала наверх клеть с двумя отделениями — для каждого яруса штольни; машинист отпирает дверцу в заградительной решетке. Шахтеры набиваются в клети. Снизу дают звонком сигнал: спускай! Вверху дежурный отвечает звонком. Готово, клеть понеслась вниз по стволу шахты, а в это время с другой стороны поднимается ночная смена. Спускаться надо на триста метров. Холодный ветер пронизывает сквозь рваную одежду…

— Хорошо бы понежиться в постели, женка, — говорит Этьен, — да надо воспользоваться случаем… Раз нынче не гнем горб на работе, пойду поразмять ноги…

Он решил побывать в Карвене, потому что у него из головы не выходила мысль о знамени секции. В Карвене опять были обыски. Некоторых шахтеров, возвратившихся из армии, дирекция наотрез отказалась взять на работу, хотя у них была броня; их тут же опять мобилизовали и куда то отправили, но большинство зачислили в «особую часть», стоявшую в Камбрэ. А все из-за того, что их держали на заметке по политическим делам. Чуть было не поступили так же и с Этьеном: в тридцать девятом году он был профсоюзным делегатом шахтеров, и господа инженеры это запомнили. Но, может быть, именно потому его и не посмели тронуть, только сообщили в полицию, и через неделю к нему явились с обыском. Нашли у него коммунистические книги и брошюры. Но все довоенные издания. Обыск производили трое шпиков в штатском, из отделения «промышленной полиции» в Лансе. Им очень хотелось забрать Этьена. Но, должно быть, они получили предписание: если не обнаружите листовок, не арестовывайте, — шахтеры нужны, а в один день шахтером никто не делается. Поэтому шпики ограничились тем, что сложили запрещенные книжки кучей в маленьком дворике и подожгли их. Все трое стояли около костра и с задумчивым видом смотрели на огонь. Книги сгорают не так-то быстро. Если книжка выпадала из костра, шпики снова бросали ее в пламя. Горящие книги — странное и грустное зрелище. Корчатся, обугливаются страницы, исчезает то, что они могли бы сказать. Один из полицейских поучал Элизу: — Вот глядите, на что они заставляли вашего мужа тратить деньги!.. — Элиза пожала плечами и ничего не ответила. Поскольку листовок не было обнаружено, сыщики ушли… Этьену повезло: листовки в домах не залеживались, ходили по рукам — такова была директива. Несмотря на обыск, Этьен восстановил связь с Карвеном, в частности с Гаспаром Бокетом. Партийная организация Курьера издавна работала в тесном контакте с Карвеном. Перед войной Уаньи, Либеркур, Курьер и Карвен входили в одну секцию, и центр ее был в Карвене. Гаспар был двоюродным братом Элизы Декер; после многочисленных арестов, обезглавивших местную организацию, Декер через него нашел нить. За последние два месяца традиционную связь укрепило одно обстоятельство: обязанность хранить знамя. Бывший секретарь карвенской ячейки, горняк с шахты № 2, служил в Дуэ рядовым в 15-м артиллерийском дивизионе вместе с Феликсом Кадрà и, когда Феликса демобилизовали, передал через него Гаспару, что знамя парторганизации находится у ненадежного типа, который в сентябре струсил. Знамя у него отобрали, и так как он жил в Курьере, Элиза, по просьбе своего родственника Гаспара, несколько дней прятала знамя у себя дома. Этьен был тогда в армии. Потом Гаспар отнес знамя куда-то в другое место. Куда отнес — никому не сказал. Но все-таки радостно было знать, что знамя где-то хранится, — это как будто говорило: мы не склонились перед декретом о роспуске партии. Сберечь знамя стало для всех делом чести. У Этьена была тут своя идея: он хотел предложить Гаспару, чтобы знамя хранили по очереди все активисты: этот знак доверия еще теснее свяжет их с партией.

До поселка Гаспара путь был не близкий — два часа ходьбы. Этьен поехал на велосипеде. Кругом раскинулась гладкая, как стол, равнина: если немцам вздумается, они легко могут бомбежкой разрушить шахты, думал Декер. Вехами[633] окажутся не только терриконы[634]: на солнце блестят металлические вышки над стволами шахт, над вентиляционными колодцами — они видны издалека. А за шахтами высится над всей равниной завод в Гарнсе, большой завод Кульмана с дымящим строем труб, похожих на башни. Но немецкая авиация пока бомбила только мосты через каналы и шоссе, и в первую очередь, перекрестки дорог. Этьен нажимает на педали, все дальше остается позади Курьер, уже видны терриконы Карвена, а справа, из-за перелеска, выглядывают терриконы Острикурских шахт. Канал, изгибаясь петлей, отходит в сторону Уаньи, дорога на Карвен пересекает его по мосту, который перекинут как раз на полпути между двумя другими мостами: слева — Уаньийский мост, а вон тот, справа — Проклятый мост…