«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀

Где Питерава?

Туман все поглотил. Лишь

Воспоминанья…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Отори быстро оглянулся — не наблюдает ли кто за ним, и судорожно ощупал нагрудный карман. Удостоверившись, что спичка на месте и не плод фантазий его больной психики, он подошел к окну.

Ближние дома за станцией были хорошо видны, но дальше все тонуло в голубом тумане, и транспаранты тоже тонули в нем. О солнце в небе можно было только догадываться.

На воле время утреннего подъема — в семь, часом раньше, чем в больнице, и по улицам торопливо шли на станцию граждане. Они несли с собою ведра, лопаты и пухлые сумки. Полдня они будут трудиться на своих предприятиях и в офисах, а полдня копать ямы под саженцы и бегать взад-вперед с ведрами.

Дурацкая затея. Просто психоз повальный.

Неслышно прошла Магнитка. С пуском городской атомной они стали ходить не дважды в день, а каждые полчаса. Конечно, особой необходимости в этом не было. Отори усматривал здесь пропагандистский жест городских властей. Дескать, не все еще так плохо. Смешно подумать.

Автоматически включилось радио. Бодрый голос где-то произнес: «Восемь часов», — и всепроникающие волны разнесли эти слова по миллионам приемников. Больные, привыкшие вставать по радио, потянулись к выходу. Отори тоже пошел умываться.

За завтраком, когда он без воодушевления жевал безвкусную синтетическую пищу, его хлопнули по плечу. Зная, кто это, он напрягся, но не обернулся. Только торопливо проглотил кусок.

— Приятного аппетита, Отори, — гадким голосом произнес Марио, его вечный недруг и гонитель, небрежно садясь на шаткий столик. — Что-то ты неприветлив сегодня, — он участливо потрепал Отори по щеке. — Как мой компот поживает? Я вижу, ты уже отхлебнул малость.

— Ну, отхлебнул, — Отори сжал ложку, — это же мой компот!

— Ой ли? — поразился Марио. — Я-то думал, ты мне подарил его. Ну, друг, даешь!

Отори бессильно наблюдал, как Марио эффектно, двумя пальцами взял стакан и, смакуя, выпил содержимое. Протест, как всегда, проснулся, лишь когда Марио поставил стакан прямо ему в тарелку.

— Марио, — дрожа от страха и отчаяния, выдавил Отори, — ты же знаешь, что убиваешь меня. Ты разрушаешь мой организм, лишая его компота. Я и так уже еле ноги передвигаю. Человек не может жить на одной синтетике! — Одноразовая ложка хрустнула в его руке.

— Ну, зато это дает тебе некоторые преимущества. Например, сегодня я не буду бить тебя.

— А ты и не должен бить меня! Я свободный человек!

— Вот сейчас получишь по голове — и вся свобода, понял?

Отори зарыдал, душимый слезами и бессилием.

На процедурах медсестра Соня, молодая, упругая, некрасивая, внимательно глядя в его заплаканные глаза, спросила, что с ним случилось.

— Ничего, — побледнел Отори.

— Может, тебя кто обидел? — не унималась Соня.

— Нет, — отрезал Отори, бледнея еще больше. О жалобе не могло быть и речи. Однажды он пожаловался, и с тех пор Марио пьет его компот.

— Просто я вспомнил дом.

И тут он действительно вспомнил дом.

— Он у меня большой, светлый. Но это было давно.

— Он был сгораемый? — поинтересовалась Соня.

— Да. В восьмисотом квартале.

— A-а. Теперь там свалка.

— Свалка? — дрогнул голос Отори.

— Ну, ты же знаешь, каким пожароопасным был этот квартал. Его, кстати, не сносили — лишь обнесли стеной и устроили свалку. Пять лет назад. Куча уже изрядная — под двадцать ростов высотой. А чтоб ее не разносил ветер, опрыскивают клейстером. Что с тобой? Эй, Отори, все нормально?

— Порядок.

Он равнодушно отвернулся. Не хватало еще, чтобы ему вкололи какой-нибудь успокаивающей гадости, после которой неделю ходишь заторможенным. Он стянул с головы диагноэетку, бодро встал и как бы обронил:

— Туда ему и дорога. Квартал-то был никудышный. Хорошо еще, не сгорел.

— Это было бы ужасно, — со вздохом согласилась Соня.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

5…⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀

Увы, холодны

Отсыревшие стены.

Пойду-ка я вон!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ближе к вечеру туман сгустился. Из голубого он стал серым и каким-то грязноватым. Отори, сидя у окна, наблюдал, как расходились по домам горожане. Они несли лопаты и аккуратно чистили их у порогов своих жилищ. Картина эта повторялась изо дня в день и давно приобрела значение ритуала. Но и тут Отори ставил под сомнение их упорство — они бахвалятся, понимал он, они пытаются подавить страх в себе и в других, публично демонстрируя доказательства своей работы. Смешно, смешно…

И Отори пошел в уборную — в который раз полюбоваться на спичку.

А та была прелестна. Ее основная часть естественно и нежно переходила в головку, коричневую, круглую, миниатюрную, напоминающую древнюю бомбу, которую Отори видел в музее. Блестящий ранее пластик с годами несколько потускнел, но — в самый раз, и это тоже говорило в ее пользу, прибавляя зрелости. Чувствовалось — да, этой спичкой можно сделать Огонь!

А за спички, даже похуже, раздают такие сроки! — трепетала душа Отори.

Плечо сжала знакомая и ненавистная рука и длинный нос этого ублюдка Марио втянулся из-за плеча в поле зрения.

— Что ты от меня прячешь, дохляк?

Отори сжал спичку в кулаке, ощутив вдруг, какая она огромная и тяжелая и как тяжело беречь это сокровище, магнетически вызывающее чужое внимание. От Марио не ускользнула волна решимости, огрубившая лицо Отори, но он как с цепи сорвался и, выкручивая кисть Отори, стал разжимать ему пальцы. Отори слабо сопротивлялся, по-детски ожидая чуда, которое спасет его. Но:

— Да это же…

Неожиданно для самого себя Отори локтем ударил обидчика в горло — неловко, скованной и напряженной рукой, но удар оказался достаточно сильным. Что-то хрустнуло; булькая, Марио повалился набок, и кровь оросила сверкающий кафель. Но спичка уже перекочевала на свое привычное место.

Вот и все, — отрешенно подумал Отори, без ненависти глядя на распростертое у его ног тело. — Теперь — дубинка, надзорная палата, сульфазол, аминазин. Я завидую Марио.

Но, думая так, он знал, что ничего этого не будет, потому что уже не чувствовал себя прежним робким Отори. И он пошел в ординаторскую. Придав себе взволнованный вид, открыл дверь и выпалил:

— Марио повесился!

— Где? — вскричала Соня, бросаясь навстречу.

— В уборной! Быстрее!

И едва Соня оказалась в коридоре, за ее спиной проскользнул в ординаторскую и затворил дверь.

Шесть секунд, — назначил он.

Противогаз висел в шкафу. Натягивая его,