Весь Кир Булычев в одном томе - Кир Булычев

но скрылся от наказания, а поселился на хуторе, у одной вдовы, и жил спокойно, даже в колхоз вступил. Пошел как-то в кино, а там картину мне показывают про подвиги товарища Чапаева. Понял — про меня. Рассказал я жене об этом событии, а она мне говорит: «Объявись, может, пенсию выдадут». Сообщил я о себе куда надо, проверили мою биографию, стали думать, что со мной делать, если я героически погиб много лет назад. Привезли меня в конце концов к товарищу Сталину. Принял меня вождь и говорит: «Не знаю, что с тобой делать. Столько мы с тобой вместе боевых верст прошли, Царицын защищали, Колчака разбили, из одного котелка щи хлебали, а вот теперь не могу тебя в живых оставить». Пригорюнился вождь, а я его спрашиваю: «Почему, Сосо, не можешь?» А он отвечает: «Не могу я народ обмануть. Народ полагает, что ты погиб геройской смертью, а не нанялся врагам в наймиты». «Может, — спрашиваю, — отправить меня обратно в деревню?» «Нет, — говорит, — там уже многие знали. Пришлось уже твою жену ликвидировать и других раскулачить. Нет, убивать я тебя не могу, хоть и настаивает на этом моя государственная безопасность. Лучше я, в память о походах, дам тебе вечный срок. Живи». Вот так, выпили мы с вождем, поблагодарил я его за милость и уехал сюда. А ты говоришь — умер. Нет, с такой мудростью не умрешь.

— Так чего же вы тогда бунтуете? — Гаузе спросил. — Покорялись бы!

— Вот тут ты не понимаешь, — Чапаев возразил. — Не знает наш вождь, что вдали от него подручные творят. Скрывают от него правду. Сталин только изолировать хотел — а им бы со свету сжить. И ты меня не сбивай, потому что и у меня идеалы есть. Дойду до Сталина и всю правду ему расскажу. А если, по твоей вражеской версии, Сталин умер — к кому я пойду? Вот достроим мы железную дорогу на помощь китайской революции, я тогда выйду по амнистии и все Сталину расскажу.

— Не нужно уже помогать китайской революции, — сказал печально Гаузе, хоть и не рассчитывал на понимание. — Потому что власть в Китае захватила враждебная нам клика Мао Цзэдуна.

Старик и возражать не стал такой крамоле и идиотству. Только подошел к двери и крикнул в задвижку:

— Возьмите от меня врага народа, сущего Гитлера, с которым я оставаться не могу — задушу его ненароком. Как Бухарина задушил, чтобы он на честных зэков начальству не стучал.

Глава 9

Отделили Гаузе от честного полководца, повели по коридору. Солдат спросил его:

— Ну куда тебя, врага, подселить?

Открыл дверь соседнюю. Там сидит за столом человек в железной маске, забрало маленькое приоткрыл, хлеб туда крошками пихает.

— Принимайте врага, — солдат сказал. — Чапаев с ним жить не хочет.

— Почему же? — человек в железной маске спросил. Голос глухой, внутри маски звуки блуждают, с трудом наружу выбираются.

— А он вредные вещи высказывает. Будто товарищ Сталин дуба дал, а товарища Берию расстреляли.

— Расстреляли? Нет, такого я не приму. Веди дальше.

А в коридоре уже полковник Бессонов стоит.

— Что случилось? — спрашивает.

Объяснил солдат.

— Не знаю, что с тобой делать. Клевету распространяешь, надо бы тебя засудить, да суд на перерыв удалился. А что у тебя за папочка в руке?

— Эта?

Гаузе и забыл, что папку с делом Бессонова с собой из камеры унес.

Взял папочку полковник Бессонов, прочел заявление, вернул папку Гаузе и говорит:

— Не верь ты им, П-234. Собрание мы в прошлом месяце проводили. Левкой на него сам не пришел. Значит, говоришь, Сталина с Берией расстреляли, а о нас забыли?

— Сталин сам умер.

Полковник к ушку Гаузе наклонился и прошептал:

— Очень даже допускаю. Давно пора.

Вслух как завопит:

— За такую клевету мы тебя в живых не оставим! Ты на что руку поднял? Ты кого обидел? Ты в лице наших вождей всех рядовых сотрудников безопасности обидел!.. Что же мне с тобой сделать?

— Я лучше уйду от вас, — сказал Гаузе.

— Нет, уйти ты не уйдешь, отсюда никто еще не уходил. Мы лучше тебя психом объявим. В госпиталь изолируем. А ну, охрана, выкинуть из больницы всех симулянтов!

— Но нет уже лагерей! — возмутился Гаузе. — Вы не имеете права!

— Лагерей нет, говоришь? — удивился Бессонов. — А наш как же?

— Ваш — это не лагерь. Это… мамонт! По ошибке существует. Как только узнают, вас разгонят.

— Слушай, П-234, а Министерство госбезопасности есть?

— Оно теперь называется Комитетом, и в нем сидят настоящие ленинцы.

— Есть, значит?

— Но не имеет ничего общего…

— Ну, тогда все в порядке. Скоро понадобимся. Ведите психа в больницу. Слов его всерьез не принимать!

Глава 10

В больнице у Гаузе свой закуток, фанеркой от пустой палаты отгорожен. На койке одеяло, райская жизнь, отдых для измученной души. Только окно с решеткой.

Доктор Морозов знакомый, зубы рвет, градусники ставит.

— Здравствуйте, — говорит. — На лекарства не рассчитывайте. Нет для вас лекарств. К тому же нам приказано уморить тебя. Так что готовься. И распишись заранее. Еще бумажка.

«Справка.

Дана в том, что заключенный Гаузе Петр Петрович скончался от диабета в лагерной больнице 1 сентября 1976 года.

Врач больницы,

доктор медицинских наук Павел Морозов».

— Не буду расписываться, — сказал Гаузе.

— Придется, — сказал доктор.

— Ну ладно, — сказал Гаузе.

И на бумажке, сверху, как резолюцию, наложил:

«Умирать отказываюсь. П. Гаузе».

Доктор Морозов расстроился.

— Как же я такую справку людям покажу? Такую справку показать нельзя.

— И не показывайте, — сказал Гаузе. — А почему это мне ваша фамилия и имя где-то встречались?

— А я — человек известный.

— Доктор медицинских наук?

— Это — должность такая. А известен я с иной стороны. Я на папу своего написал. А потом меня кулачье убило. И погиб я героической смертью.

— Павлик! — сказал Гаузе. — Разумеется. Вам памятник на Красной Пресне стоит, к вам пионеров водят.

— Пускай водят, — сказал Павлик. — Вы только резолюцию свою со справки снимите, не могу же я с такой резолюцией вас диабетом уморить.

— Так, значит, и вас не убили?

— Убили, убили. Их как прижали, они во всем и признались. А со мной что делать? Пришлось меня изолировать, чтобы не портить картину классовой борьбы. Только вы не думайте, что я здесь заключенный! Я уже давно выслужился. Чин имею, докторскую диссертацию по медицине получил лично от товарища Бессонова. Скоро обещали академиком избрать.

— Врет он все, — из-за фанерной перегородки донеслось. — Не быть