Идеальная женщина - Элизабет Лоуэлл

Энджел не могла скрыть потрясения.

— Тебе же было только четырнадцать! — воскликнула она.

— Я был вполне сформировавшимся мужчиной, и женщины уже два года вздыхали по мне, но тогда я этого не знал. А Дженна знала. Она все знала о мужчинах. Прирожденная шлюха, хладнокровно вымогающая у них деньги. Но мне все это было невдомек, — продолжал Хок тоном, полным презрения к самому себе. — Телом я был взрослый, но мозги и чувства были еще детские. Я верил, что Дженна — самое совершенное существо из созданных когда-либо Господом Богом.

Горький, почти беззвучный смех Хока испугал Энджел.

— Но правда выглядела несколько иначе, — сказал Хок. — Правда состояла в том, что я был самый большой дурак из созданных когда-либо Господом Богом.

Энджел приподнялась на локтях и повернула голову, чтобы увидеть лицо Хока.

— Ты был еще ребенок, — сказала она. — Что ты мог знать о…

— О суках? — язвительно подсказал Хок. — Шлюхах? Потаскухах? Я называл Дженну и похлестче. И все эти слова были справедливы, особенно худшие из них.

Он прищурился, глаза его превратились в сверкающие коричневые щелочки, но когда заговорил, голос звучал спокойно, почти бесстрастно.

— Дженна сказала, что нам нужны деньги, и я стал участвовать во всевозможных гонках: автомобильных, лодочных — словом, там, где важна лишь сила мышц. Я был ловок, силен и по-детски верил, что жизнь моя бесконечна. И выигрывал чаще, чем проигрывал.

Энджел ждала, затаив дыхание.

— Деньги я отдавал Дженне, — продолжал Хок, — и это позволило нам продержаться в годы засухи. Потом были два удачных года: дожди шли вовремя и в нужном количестве.

Хок посмотрел на Энджел и обнаружил, что салфетка свалилась у нее со спины.

— Ляг, — тихо сказал он.

Энджел не шелохнулась. Ей хотелось видеть лицо Хока.

Он мягко надавил ей на плечи.

Она уступила и снова легла, но ее глаза неотрывно следили за ним. Хок намочил салфетку в горячей воде и осторожно опустил Энджел на спину, но она едва ли заметила это: все ощущения затмило прикосновение его рук.

— В основном я участвовал в автогонках, — сказал Хок. — Здесь можно было заработать гораздо больше, чем на ферме. Потом у Дженны родился план продать ферму и купить мне настоящий гоночный автомобиль.

Хок говорил почти без выражения, но холодное презрение к себе и Дженне придавало каждому его слову четкость и ясность.

— Я не мог поверить своему счастью, — продолжал он. — Я не только обладал самой красивой девушкой во всем Техасе, но и самой доброй — ведь она жертвует свою часть фермы, чтобы я со временем мог купить хороший автомобиль и участвовать в настоящих гонках. Него еще желать такому мальчишке, как я?

«Любви», — сказала Энджел.

Но сказала про себя. Ей предстояло узнать, почему любовь для Хока обернулась горьким позором.

— Мы пошли к юристу и подписали бумаги, — продолжал Хок. — Как только мне исполнится восемнадцать, опека Дженны кончается, и я получаю деньги. Когда мы поженимся, я куплю гоночный автомобиль, и мы заживем долго и счастливо.

Хок умолк.

Энджел замерла.

— И что случилось? — сдавленно спросила она.

Сначала Энджел показалось, что Хок решил больше не рассказывать. Но он пожал плечами и продолжил. Голос звучал холодно и отстраненно.

— В день своего восемнадцатилетия я вернулся с гонок, улыбаясь, как идиот, со сверкающим призом в руках. В доме никого не было, кроме совершенно незнакомой, молодой и к тому же беременной женщины. При виде меня она удивилась не меньше, чем я.

Когда молчание стало невыносимым, Энджел сказала:

— Не понимаю.

— И я ничего не понимал. Тогда женщина объяснила мне, что ее муж купил у Дженны эту ферму, заплатил наличными и теперь владеет н этим домом, и всем, что внутри.

Наступила очень долгая пауза, и Энджел испугалась, что Хок не произнесет больше ни слова. Но он заговорил: ровно, спокойно, словно прошлое лишилось власти над ним и не могло больше причинить ему боль.

Но оно причинило боль Энджел. Она не могла забыть мальчика, хранящего в кармане рождественский леденец, как осязаемое напоминание о том, что кто-то хоть чуть-чуть, хоть раз подумал о нем.

— Оказалось, что в офисе юриста я подписал бумагу, по которой моя часть фермы переходит Дженне, — сказал Хок. — Оказалось, что Дженна уже давно спала с юристом. Оказалось, что у меня нет никаких средств. А Дженна? Дженна уехала. Ее влекли огни большого города и мужчины, у которых под ногтями не застряла грязь техасских ферм.

— И что ты сделал? — тихо спросила Энджел.

«Сегодняшний Хок не спустил бы такое Дженне с рук, — подумала она. — Но сегодняшний Хок и не попался бы Дженне в сети».

— Я участвовал в гонках, — ответил Хок.

Эти слова сказали Энджел больше, чем она хотела узнать. Она увидела Хока, который как одержимый несется в гоночном автомобиле, не заботясь о том, что суждено ему — жизнь или смерть.

— И у меня были женщины. Особенно когда выигрывал. А когда попал в аварию, они куда-то делись. Потом я снова начал выигрывать, и они опять налетели, как огромные жужжащие черные мухи.

Это снова было сказано голосом, полным презрения и к женщинам, и к себе.

— Тебе повезло, что ты не разбился насмерть, — сказала Энджел, когда почувствовала, что может совладать со своим голосом.

— Мне понадобилось время, чтобы понять это, — заметил Хок. — Поначалу каждая травма вызывала у меня что-то вроде разочарования.

Энджел вздрогнула.

— А потом случилась странная вещь. Каждый раз, когда я оказывался на волосок от смерти, жизнь становилась для меня все более ценной. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать три, я уже понял, что для взрослого человека гонки — не лучший способ зарабатывать на жизнь. После аварии я полгода приходил в себя, и еще три года ушло на то, чтобы скопить деньги и бросить гонки навсегда.

— Чем ты тогда занялся?

— Играл на бирже. Купля и продажа земли. У меня на это был нюх. Как и в гонках. И как в гонках, мне было наплевать, выиграю я или проиграю. Главное — расходовать адреналин.

— И сейчас? — прошептала Энджел.

Хок нерешительно поднес руку к ее спине и, не касаясь, провел вдоль позвоночника. Он подумал о всех женщинах, которых взял и потом бросил, о холодной пустоте в своем сердце, о предательстве и разоренном очаге.

— Теперь адреналина недостаточно, — сказал он. — Но это не самое страшное.

Энджел на мгновение прикрыла глаза, едва сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к Хоку и просто по-человечески не приласкать его.