(не)случайный наследник для магната - Вероника Колесникова

Отставляю пойло на пол и протягиваю руку. Костяшками пальцев глажу ее щеки, развожу соленые теплые ручейки, которые продолжают течь из глаз, чувствую, как пульсирует ее сердце в унисон с моим.

Она поднимает на меня свои невозможно большие глаза, в которых плещется тоска пополам с надеждой, и весь мир останавливается.

— Леш… — шепчут ее губы.

— Тссс, — провожу большим пальцем по ее мягким губам, наслаждаясь их теплом и податливостью. — Тссс, — призываю к молчанию, а сам не могу насытиться этим ее подвисшим на мне видом.

Дурею от мысли, что все…

Все…

— Орехова! — вдруг кто-то вонзается в этот наш мир на двоих. Поворачиваюсь на голос и вижу лечащего врача Лешика. — Вы что здесь делаете? Ребенок в реанимации, а вас я отправил домой. Тут –то вы зачем остались?

Тася сразу подрывается с места и буквально летит к нему, от чего мужчина даже вынужден руки вперед выставить, боясь, видимо, что она его зашибет.

— Как он? Скажите, как он себя чувствует? — ее голос дрожит, она вся сразу становится будто бы меньше ростом, горбится, и словно ей хочется упасть к нему в ноги, только бы услышать хорошие вести.

И в этот момент доктор…

…отводит взгляд.

Всего на минутку, но я достаточно времени провел в клиниках. Это выражение лица я знаю очень хорошо.

Все…

— Орехова! — вдруг кто-то вонзается в этот наш мир на двоих. Поворачиваюсь на голос и вижу лечащего врача Лешика. — Вы что здесь делаете? Ребенок в реанимации, а вас я отправил домой. Тут –то вы зачем остались?

Тася сразу подрывается с места и буквально летит к нему, от чего мужчина даже вынужден руки вперед выставить, боясь, видимо, что она его зашибет.

— Как он? Скажите, как он себя чувствует? — ее голос дрожит, она вся сразу становится будто бы меньше ростом, горбится, и словно ей хочется упасть к нему в ноги, только бы услышать хорошие вести.

И в этот момент доктор…

…отводит взгляд.

Всего на минутку, но я достаточно времени провел в клиниках. Это выражение лица я знаю очень хорошо.

Все…

— …Хорошо! — обрывает он ее устало.  — Хорошо он себя чувствует, Орехова! Точно также, как час назад. Знаю, что звоните-пишете медсестре из реанимации. А вы…

Он поднимает на меня взгляд.

— Вы, наверное, Алексей Грецких. Правда?

Я киваю. Жму его руку.

— Вот ему, Орехова, спасибо скажите за средства. Ему.

Он пожимает плечами и плетется дальше по коридору. Скорее всего, у него кончилась смена, слишком вымотанным выглядит человек.

— Почему я должна сказать тебе спасибо, Леш? — удивляется она.

Я развожу руки в стороны. Перелет, дорога до больницы, поиски Таси, и этот ночной разговор вымотал меня до предела – нет сил сказать и слово, не говоря уже о том, чтобы сообразить: нужно соврать или сказать правду.

— О, это ты оплатил операцию Лешику! — вдруг осеняет ее. — Мне сказали, что фонд, но не сказали, какой. Видимо, фонд Грецких.

Помолчав, она вдруг берет меня под руку.

— Нам нужно подышать свежим воздухом. Хоть немного взбодриться. Эта ночь оказалась очень долгой, слишком долгой для нас троих.

Тася утирает слезы, которые сами собой катятся из ее глаз.

— Я расскажу тебе немного о нем. Расскажу, что у тебя совсем не было причин меня ненавидеть. Все тебе расскажу. У меня и фото Лешика есть. Те, на которых он учился ползать, те, где впервые увидел снег. Хочешь?

— Хочу, Тася, очень хочу.

Все хочу.

Все.

Мы выходим на темную улицу, запахнув пальто, чтобы ветер не проник глубже. Но, честно говоря, мы так взбудоражены нашими ночными откровениями, что не чувствуем его.

Бредем медленно до фонаря и обратно, смотрим фотографии в ее телефоне, беседуем о чем-то тихо и спокойно.

Впервые мы говорим вот так – без какой-то затаенной мысли, без того жуткого и непростого бэкграунда за нашими плечами, который мешал нам довериться друг другу.

Ни она, ни я не хотим уколоть, обидеть, наоборот, сейчас все наши чувства нацелены только на то, чтобы оградить от переживаний.

Это невероятно странное ощущение.

По работе все мои сотрудники заточены на то, чтобы помочь мне во всем, сделать мое существование, мою жизнь и работу проще, легче, и я привык к тому, чтобы смотрели в рот, предугадывали каждый шаг.

Бывшая жена всегда имела какую-то затаенную мысль внутри, которая и мешала нам до конца сойтись друг с другом. И хорошо, что она в какой-то момент испугалась, что придется заниматься человеком, который на днях должен был получить свидетельство об инвалидности. Ушла от меня к другому. Правда, после того, как я унаследовал все состояние отца, сто раз пожалела и пыталась вернуться обратно, но кто прощает предателей?

Только не я…

Мне даже смешно от этой мысли – никогда не прощал предателей, но с Тасей… Как хорошо, что мы все-таки поговорили. Выяснили все до конца. И как хорошо… Что она-то предательницей никогда не была!

Не могло быть все так, как было, просто не могло. Не в нашей истории, не в нашем случае.

— Ой, уже скоро восемь, — вдруг замечает она. И правда. Рассвело, мимо нас начали ходить люди – кто-то на работу в больницу, кто-то уже возвращался с ночной смены. — Мне нужно в палату к Алешке.

— Тась, я должен с тобой договориться сразу на берегу, — иду напролом, мало ли какие еще обстоятельства появятся дальше? — Вас с малышом выпишут через пять дней. И сразу же, сразу вы летите ко мне. Понятно? Я пришлю помощника, он поможет тебе добраться.

Она мнется. Скрывает взгляд. Теребит пуговицу на пальто.

— Не нужно нам тянуть все это.

— Леша, — начинает она, и я понимаю, что мне не понравится то, что она хочет сказать. — Алешка ведь по анализам не твой сын, как ты можешь звать нас к себе?

Я качаю головой.

— Мне на самом деле совершенно все равно на это, — и это чистая правда. Я ощущаю к нему то притяжение, которое трудно объяснить, когда встречаешь своего, родного, близкого человека. Просто чувствуешь и все. Без всяких оговорок.

— Может быть, ты говоришь так сейчас, но поменяешь свое решение, — сомневается она. Сомневается! И это после всего, что я только что рассказал! Хотя, я ее понимаю.

— Тася, результаты анализов действительно выбили меня из колеи. Я и правда очень растерялся, - был уверен в другом исходе дела. Потому и не выходил на связь. И слова, сказанные в ту ночь…я немного погорячился.