Танганайский лев - Карл Фалькенгорст

Прежде она была моей рабой, и я подарил ей свободу, а потому никто не имеет права делать ее снова рабыней, а здесь ведь мы находимся под покровительством цивилизованных народов!

— Друг мой, — воскликнул купец, — на это покровительство я не советую вам особенно рассчитывать. Из-за такой пустяковины, как счастье двух негров, здесь не станут возбуждать неприятных дел, и вообще никто этим не станет заниматься. Если бы мы, действительно, заставляли наши посольства заниматься такими пустяками, то наши консулы не имели бы ни одной спокойной ночи от усиленной работы. Вы сами поймете, что из-за вашей царицы змей ни одно правительство не согласилось бы бомбардировать султанский дворец, а потому во всяких подобного рода мелочах нам, чужестранцам, приходится покоряться местным законам и местным обычаям.

В этот момент доложили о приходе артистов, и Симба поспешно удалился на свое место за занавесью.

Сам директор и царица змей вошли в залу. Антрепренер приветствовал хозяина дома с обычной восточной церемонностью и напыщенностью. Хозяин дома приказал подать прибывшим освежительные напитки и плоды, а когда они угощались, совершенно естественно и простодушно спросил царицу змей: «Как твое имя?», — но, не получая на свой вопрос никакого ответа, еще раз повторил свои слова; тогда вместо спрошенной отвечал сам директор:

— Она немая, милостивый Господин!

— Ты — немая? В самом деле немая? — обратился еще раз купец к негритянке.

Та утвердительно кивнула головой, но от наблюдательного взгляда купца не укрылось, что она сделала это принужденно. Не оставалось ни малейшего сомнения, что она сделала это потому только, что того требовал ее господин. Между тем директор торопил начать представление.

Вместо негритенка-подростка, державшего вчера во время представления мешок со змеями, сам директор сел против царицы змей, которая теперь начала наигрывать на флейте.

Из открытых окон залы чарующие звуки флейты неслись во двор и на улицу; их было слышно далеко-далеко, потому что в страшный полуденный зной все улицы Занзибара как будто вымирают.

На этот раз змеи оказались не столь послушными, как накануне; очевидно, директор не так умело держал мешок, как привычный к этому мальчик, и звуки флейты лились то гневные, то молящие, то буйные, то повелительные. Наконец, из мешка стали выползать змеи и обвиваться кольцами вокруг ног, рук, плечей царицы змей, а самая большая из них, как и вчера, обвила ей шею.

Теперь негритянка проворно вскочила на ноги, но не приложила, как в тот раз, флейты к губам, чтобы под звуки музыки обойти медленным, ритмичным шагом всю залу; нет, она неподвижно осталась на месте, потому что в этот момент с шумом распахнулась дверь залы, и на пороге ее остановился Лео с широко распростертыми объятиями. Он старался произнести какое-то слово, но в первые моменты старания его оставались тщетными. Но вот он, наконец, пересилил свое волнение, и из груди его каким-то воплем вырвалось слово: «Зюлейка!» Когда царица змей услыхала этот знакомый голос, она упала на одно колено и, протянув вперед руки, воскликнула только: «Лео!» Но в этом слове сказалось все, — все счастье и все муки ее души.

Купец невольно вскочил со своего места, а директор грозно нахмурил брови.

Что это значит? Перед кем упала на колени царица змей? Он никак не мог объяснить себе этой загадки. Но Белая Борода, невидимо присутствовавший, с сильно бьющимся сердцем при этом радостном свидании, отлично знал, что означает эта сцена и как все это могло случиться.

Волшебные звуки флейты действительно сделали чудо. Лео услыхал их во дворе, они просились ему прямо в душу. Так могла играть только одна женщина! Да, вот она выражает гнев, мольбу, а вот теперь призывает его, зовет его, бурным, мятежным порывом вырываются из ее груди эти задушевные звуки… И он забыл приказание своего господина, забыл все на свете и рванулся туда, откуда льется музыка. Он добежал до залы, рванул, широко распахнул дверь, и глазам его предстала та, которую он так давно разыскивал, к которой рвался всей душой…

В кофейных и парикмахерских Занзибара и в высшем кругу местной знати была теперь новая тема для разговоров и сплетен. Раскрылась удивительная история. Рассказывали, что царица змей была когда-то невольницей Белой Бороды; он купил ее у одного торговца невольниками в Хартуме и даровал ей свобод, окрестив в христианскую веру. Затем она стала женой Лео, любимого слуги Белой Бороды, негра, христианина, как и сама она. Европейские консулы утверждали, что царица змей — египетская подданная, и на этом основании требовали, чтобы ей была возвращена свобода.

Мальчик-подросток, как говорили, сын царицы змей, и потому иностранные консулы требовали, чтобы и ему также была возвращена свобода.

К этим слухам прибавляли еще очень много других, и вечером, когда на площади опять давалось представление, зрителей было еще больше, чем обыкновенно. Все хотели видеть эту царицу змей, о которой говорилось так много интересного. Но выяснилось, что она отказалась повиноваться директору и бежала от него в дом Белой Бороды. Арабы роптали и негодовали, индусы улыбались себе под нос, а христиане были, видимо, смущены. Очевидно, это дело с царицей змей вызывало своего рода конфликт, а потому не мудрено, что сам султан пожелал решить этот вопрос лично, по своему усмотрению.

Сегодня обе враждующие партии были приглашены во дворец султана перед ясные очи самого властелина. Громадная толпа народа запрудила всю площадь, чтобы узнать приговор султана. Проходил час за часом, но никто не выходил из дворца; очевидно, дело было жаркое, если разбирательство длилось так долго: обыкновенно у султана суд был короткий и решительный, и все дела вершились в несколько минут. Но вот из ворот дворца показался египетский антрепренер; он казался весьма обескураженным и недовольным. Из этого публика тотчас же сделала выводы, что его дело проиграно. Те же из присутствующих, которые все еще сомневались, при виде следующей картины должны были окончательно убедиться, что первая догадка была верна.

Из ворот дворца следом за директором шли рука об руку Лео и Зюлейка, а впереди них негритенок-подросток, сын Зюлейки. За ними весело выступал Белая Борода, улыбавшийся, счастливый и довольный. Толпа возликовала, превознося мудрость и справедливость своего государя; по всему городу мигом разнеслась радостная весть, что, по всесильному слову султана, Лео, Зюлейка и ее сын признаны свободными неграми, а директор приезжей труппы должен был удовольствоваться откупными деньгами, выданными ему из частной казны султана в виде возмещения за убытки, какие ему придется понести из-за отсутствия в его труппе царицы змей, пока он не найдет ей заместительницы.

Вновь освобожденных и соединенных теперь навеки супругов с триумфом проводили вплоть до гостеприимного дома европейского купца, а вечером, когда стемнело, вокруг этого самого дома столпилось множество людей, жадно прислушивавшихся к дивным звукам волшебной флейты, доносившимся до них с крыши дома и далеко слышных в ночной тишине…

По волнам безбрежного Индийского океана плывет большой пароход, направляясь на север. С Занзибарской гавани можно только видеть темную струю дыма на дальнем морском горизонте; но на берегу все еще стоят три черные фигуры негров и глазами, полными слез, провожают этот темный дымок.