Продолжение путешествия - Александр Арсаньев

– Люси, – завопил неожиданно Орловский, приняв меня за убитую им женщину, – опять ты здесь!

И в этот самый момент я поняла, почему он пребывал в столь безобразном состоянии. Насколько мне было известно, до этого Орловский никогда не злоупотреблял вином. Каким бы он ни был чудовищем, но то, что произошло у него в замке два дня назад, видимо, до сих пор стояло у него перед глазами. Как это у Пушкина – «и мальчики кровавые в глазах…»

Судя по выражению животного ужаса в его глазах, я была права. И дело тут даже и не в нашем с Люси сходстве. Просто ее он видел во сне и наяву. А уж в каждой оказавшейся рядом женщине – просто наверняка.

Он отмахнулся от меня, как от привидения, видимо, осознав свою ошибку.

– А… – скривился в страшной беззубой улыбке он, и только теперь я поняла, что его безукоризненные зубы были фальшивыми, – прекрасная незнакомка, что же вы в прошлый раз так неожиданно исчезли?

Теперь постаревший, опухший, с провалившимися губами, в мокрой ночной рубашке, он уже не вызывал у меня никаких чувств, кроме отвращения.

– Пойдем отсюда, – предложила я Петру, и, может быть, мы на самом деле ушли бы в этот момент, если бы Орловский не заорал:

– Какого черта? Проваливайте, пока я не приказал вас прикончить.

Он еще плохо ориентировался в окружающей обстановке, предполагая, что может вызвать охрану.

– Что? – обернулся Петр. – Вы хотите и нас убить. Так же, как и Люси? Я вам этого не советую.

– Какую Люси? – отшатнулся от него Орловский. – Не знаю никакой Люси.

Оказывается, испугать его было вовсе не трудно. Он с такой наглостью совершал свои преступления, надеясь, что об этом никогда и никто не узнает. И на самом деле, если бы не случайно оказавшийся рядом в ту ночь Василий, кто бы стал разыскивать эту женщину здесь, в лесу? У такого уважаемого человека? Тем более, что и часть полиции, и сам губернатор были его хорошими друзьями. У кого бы язык повернулся обвинить его в смерти беглой преступницы?

– Как? Вы уже забыли? – вступила в разговор я. – Ну, как же, князь, вспомните, она же так кричала. Наверное ей было очень больно. Как это было? Вы резали ее на кусочки? Или истязали кнутом? И это вы называете изысканными наслаждениями? Вы обещали мне неземное блаженство… Так вот, что вы называете неизведанными ощущениями…

Каждое мое слово вызывало на лице у Орловского чуть ли не судороги. Он корчился, словно слова эти жгли его подобно раскаленному металлу.

В бессильной ярости Орловский рванулся к стене, на которой висел изысканный турецкий ятаган, но переоценил свои силы. Петр отшвырнул его на кровать, как щенка. А когда Орловский попытался встать, то достал пистолет и направил ему в лицо.

– Я предупреждаю вас, Дмитрий Борисович, мы тут одни, и о нашем к вам визите никто и никогда не узнает. А кругом лес. Уж кому, как не вам это знать? Тут можно закопать человека, и никто его никогда не найдет. Вы все поняли?

– Чего вам от меня нужно? Денег?

– Для начала поручитесь за Екатерину Алексеевну Арсаньеву, – неожиданно для меня предложил ему Петр. – А то у нее небольшие неприятности с полицией. Может быть, вы слышали?

Он импровизировал. Причем для импровизации это было совсем неплохо.

– И вы уйдете? – с сомнением спросил Орловский, косясь на наши пистолеты.

– Несомненно. Только чтобы вы не смогли нам отомстить, а вы это наверняка пожелаете сделать… – Петр на секунду задумался и продолжил, – напишите, что убили Наталью Павловну Синицыну по предварительному сговору с Алсуфьевым.

Орловский к этому времени окончательно протрезвел и его заплывшие глазки забегали по сторонам.

– Вы хотите меня погубить?

– Честно говоря, очень, – спокойно ответил Петр и, надо сказать, выглядел в эту минуту великолепно. – Хочу, но не стану этого делать. Просто хочу обезопасить себя и мою уважаемую спутницу. Имея в наличности такой документ, я буду спать спокойнее.

– Почему я должен вам доверять? – затравленно спросил Орловский.

– Потому что я – в отличие от вас – честный благородный человек, – ответил Петр и взвел курок своего пистолета.

Орловский задрожал всем телом. Буквально затрепетал. Ничего подобного мне до этого видеть не приходилось. Куда подевалась его наглая самоуверенность? Он даже отдаленно не напоминал теперь того человека, каким желал мне показаться прошлый раз. Тонкого ценителя изысканных наслаждений.

– Но, – голос у князя сорвался и перешел на фальцет, – по какому праву?

– По праву человека и дворянина, – твердо ответил Петр, – защищающего свою честь и жизнь. К несчастью, я имею дело с вами, то есть с убийцей. И должен это учитывать.

– Но она… – всхлипнул князь, – она сама была убийцей.

– Он перешел на крик, – она убила собственного отца, вам это известно.

И я не выдержала.

– Он не был ей отцом. – сказала я тихо. – Он был человеком, которого она ненавидела всю жизнь, и смерти которого желала всегда. Он не был ее отцом. И она не унаследовала ни одного из его замечательных качеств. У нее… был другой отец.

– Вот как? И кто же, если не секрет, кто же, любопытно узнать, наставил рога моему дорогому соседу?

Несмотря на весь свой страх, он снова начал наглеть прямо на глазах, и это переполнило чашу моего терпения.

– Вы сами спросили у меня об этом. Хотя я не собиралась вам этого говорить… Во всяком случае сейчас.

– Чего вы не собирались мне говорить? – насторожился он, почувствовав в моих интонациях угрозу.

– Я не хотела вам говорить об этом, потому что ее кровь еще не застыла на ваших руках. Потому что ее душа еще где-то рядом…

– О чем вы? – взвизгнул Орловский.

– Вспомните, что произошло в этом доме около двадцати лет назад. Однажды к вам пришла молодая красивая женщина…

И я рассказала ему все, что мне было известно. О матери Люси, о их встрече… И судя по тому, что творилось с его лицом на протяжении рассказа, он мне поверил.

– Дайте мне бумагу и перо… – произнес он некоторое время спустя, – вон там, на столике… Я напишу все, что вам нужно.

И он начал писать. Но руки его так дрожали, что перо рвало бумагу.

– Если позволите, я выпью… – еле слышно сказал он, и вытер выступивший на лбу пот.

Налив себе полный бокал коньяку, он, преодолевая спазмы, он осушил его до дна. И после этого размашистым почерком быстро написал два документа, которые хранятся у меня до сих пор.

Передав их Петру Анатольевичу, он поднялся на ноги.

– Извините, проводить я вас не смогу, – довольно твердым голосом сказал он, хотя его немного пошатывало.

Петр спрятал бумаги, и мы тут же покинули спальню князя, оставив его наедине с собственными мыслями.