Три осколка луны - Аркадий Арно

время угодил в лечебницу. У него была мания преследования. Картины того дня не отпускали его. Хорошо, что к нему, как к офицеру короны, отнеслись по-человечески. Именно там, в лечебнице, он и написал свой «Дневник про́клятого капитана». В этих воспоминаниях Роберт Оуэн писал о нечеловеческих способностях наори в день битвы. Я перевел для вас ключевой отрывок: причину столкновения и штурм форта Сент-Джонс. Оуэн назвал это карой Господней. У вас есть с собой носитель, чтобы вы могли получить текстовый отрывок?

– Да, конечно. У меня всегда нетбук. Я ведь торговец бумагой, – усмехнулся он. – Счета и проспекты – мои спутники в этой жизни!

– Тогда продиктуйте мне вашу электронку. Когда прочитаете, перезвоните.

Гордеев так и сделал, дал отбой и через минуту получил письмо.

Он открыл его и с жадностью стал читать…

«Мы были прокляты, но еще не знали об этом. Кара Господня ожидала нас посреди пустыни, в окрестностях Гараакумо.

Племя наори должно было стать этой карой…

Форт Сент-Джонс был гордостью ее величества. Оплот цивилизации в Южной Африке, среди дикарей и людоедов. Нас беспокоили разные племена, но иногда мы совершали рейды, и после этого туземцы надолго успокаивались. К счастью для нас, они враждовали друг с другом. И все боялись таинственного племени наори. О них ходило много слухов, утверждали, что этот народ обладает магическим умением – вселять в своих воинов дьявольскую силу. Впрочем, по нашим убеждениям – все они были дьяволопоклонники. Но однажды трагический случай столкнул нас и вывел на тропу войны.

В отсутствие полковника Гриффина, только что прибывший в форт лейтенант Стив Калахан, сын известного генерала, привез после одного рейда туземных женщин. Он похитил их, как скот, и решил сделать наложницами. Одна пленница, Татута, утверждала, что она дочь верховного вождя наори – Карабатанга, но ее не послушали. Над молодыми негритянками надругались. Понятно, что мы, англичане, не считали туземцев за людей. Когда обесчещенной наори представилась возможность, она решила отомстить – девушка ударила ножом капитана Стива Калахана, но он отделался легким ранением. Он собственноручно застрелил женщину, сказав: «Собака, укусившая хозяина, должна умереть». Наши люди исследовали ее труп. Татуировка на груди точно говорила о ее происхождении.

Вернувшись в форт, командир Сент-Джонса полковник Эрнест Гриффин, подчинявшийся генералу Калахану, отцу похитителя, закрыл на это преступление глаза. Нам пришлось уничтожить и других пленниц. Это было вынужденное зверство, но слухи о расправе просочились за стены форта, и скоро пришел сын вождя наори и потребовал выдать ему тело сестры. К тому времени тела убитых женщин были сожжены, а пепел развеян по пустыне. Ничто не должно было напомнить о них! Сыну вождя ответили отказом. Он ждал у ворот день, два, три. Сидел на солнцепеке. На исходе третьего дня он умер. Погибли от жары и жажды и его товарищи. Это нас поразило до глубины души. И что-то подсказывало: этими смертями дело не закончится. Калахан храбрился, говорил: пусть только сунутся! Полковник крепился, а куда ему было деваться? Офицеры были настроены решительно. Какой дикарь может причинить вред надежному английскому форту?

Мы усилили патрули, но ничего не происходило. Через месяц о жестоком происшествии уже вспоминали как о чем-то очень далеком. И когда мы были готовы забыть о нем раз и навсегда, из саванны вышли наори. Они шли к форту так, точно собирались его атаковать. Но не все дикари были похожи друг на друга. Я сразу определил, что одни приближались крадучись, по-кошачьи, как воинственные туземцы, готовые к схватке, а другие – они вышли вперед и было их не менее полусотни – двигались в лоб. Они точно ничего не боялись! Как я понял в ближайшие минуты, так оно и было…

Сердца их не знали страха!

Нас было чуть более двухсот, столько же подходило к форту и наори. Луки и стрелы, копья и мечи против штуцеров и пушек! «Ха! – думали мы. – Дикари! Что ж, сейчас песок обагрится вашей кровью! И все вы останетесь в нем». Но что-то смущало наши ума и сердца – это отвага той полусотни наори, что становились все ближе. Их лица – я разглядел в подзорную трубу! – были точно высечены из камня. Ни одной эмоции! Черные, блестящие, словно застывшие.

Пушки были заряжены и готовы к бою. Полковник Гриффин скомандовал: «Огонь!» – и картечь полоснула наступающих.

Когда дым рассеялся, мы оцепенели. Те наори, что ничем не отличались от обычных туземцев, лежали замертво или корчились на песке. Но не те, что шли впереди! В этом и был весь ужас! Даже покалеченные, израненные, они быстро двигались вперед и становились все ближе. Многие из них целились – и стрелы попали в цель! Вслед за пушками заговорили наши ружья. Я видел, как свинец впивался в грудные клетки этих наори, бил им в лица, но остановить не мог. С десяток этих черных демонов разнесло на куски прямым попаданием, но другие подошли вплотную к стенам. Свинец вырывал из них плоть, но они не умирали! Я видел, как наори лезли на стены, прыгали к нам, на штыки, вырывали и разбивали ружья и уже нападали сами. У одного из дикарей была разорвана грудь, я видел рваное сердце, но он, ворвавшийся в форт, явно не чувствовал боли и атаковал опешивших, готовых запаниковать солдат. Он продолжал убивать, даже когда ему саблей отсекли руку. Свинец и штык были для него не более опасными, чем укусы комара! Он шел и шел на меня. И только ударом сабли, снесшей ему голову, я смог остановить его. Но сделать мы уже ничего не могли – пришлось отступать! Только воля и мужество не давали нам бросить оружие и бежать без оглядки. Я видел, как капитана Калахана, прижатого к стене, с окровавленной саблей, наори подняли и разорвали на куски, видел, как вырвали сердце у полковника Гриффина.

Тем, кто не хочет погибнуть в бою, надо либо сдаваться на милость победителя, либо скрываться с поля боя. Тех, кто сдавались – а были и такие, – наори разрывали на части. Железные руки звероподобных туземцев проламывали грудные клетки наших солдат и вырывали сердца. Это было страшное зрелище! Когда я понял, что меня от подобной смерти отделяет всего несколько минут, а может быть, уже секунд, я бросился бежать.

Не помню, как мне удалось покинуть форт, только за его пределами я очнулся. Рядом пытались перевести дыхание двое моих солдат – Руни и Снейк. Оказывается, они побежали за мной. «Что это было, сэр?» – спросил Руни. «Разве