Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс

Я мог бы объяснить маме, почему ей не стоит смотреть «Скандальный дневник», но это было бы жестоко, тем более она только что рассказала мне о последних моментах, проведенных с Дейзи. Моя мама – счастливая в браке женщина, несколькими годами младше героини Денч, и жизнь ее полна книжных клубов, званых обедов, антикварных ярмарок и гаражных распродаж. И все же, когда мама, один из самых близких тебе людей, говорит, что плакала в ветеринарной клинике «как какая-то ненормальная», ей точно не стоит рассказывать о фильме, в котором ненормальная женщина плачет в ветеринарной клинике.

Хотя в свое время мы отлично веселились – вспомнился 1992 год и купленная в зоомагазине упаковка невероятно острых сушеных анчоусов, – мои со Слинк отношения нельзя назвать тесными. Около месяца назад между нами возник редкий момент близости: я гостил у родителей, и она прыгнула ко мне на диван, позволила почесать засаленную шерстку за ушами и одобряюще зашипела, но длилось это недолго: напуганная чем-то таинственным и, судя по силе ее урчания, очень страшным, Слинк метнулась к кошачьей дверце, и больше я ее не видел.

Думаю, единственным существом, которому Слинк более-менее могла доверять, была мама, и именно благодаря ее добродушию, в отличие от папиной нетерпимости, даже в конце жизни, когда привередливость этой единственной оставшейся у мамы кошки достигла масштабов анорексии представителей высшего общества, Слинк продолжала питаться разнообразно и получала только самую качественную еду. Нужно невероятное терпение, чтобы покупать пакетики «Шебы» и тигровые креветки в дорогущем супермаркете, когда животное их почти не ест, да и к тому же потом блюет под рабочим столом и не дает нормально поговорить по телефону.

Возможно, мама и не нашла с Дейзи такого взаимопонимания, какого ей хотелось бы, но их отношения были не без взаимной любви. Мама не ожидала, что так сильно расплачется у ветеринара. Даже отца кончина Слинк расстроила сильнее, чем он предполагал.

– Сердце разрывается, – как всегда громко, сообщил он маме, когда та вернулась из клиники.

А что же я? Я тоже грустил, однако понимал, что смерть любого из моих шестерых питомцев принесла бы мне больше боли.

* * *

Кошатник не сходится с каждой встретившейся ему в жизни кошкой. Мне повезло: у меня были близкие отношения одновременно с шестью мурлыками, при этом совершенно разные. Каждый питомец по-своему делал мою жизнь лучше, но с одним из них мы со временем стали особо близки. За семь лет, что прошли с момента нашего с Медведем знакомства, мы серьезно продвинулись. Одни внешние изменения чего только стоят: животное, которое стащило у меня кусочек курицы и продемонстрировало необычные способы использования халатов, было персонажем из фильма ужасов; теперь же Медведь напоминал милого героя из детской книжки – морда округлилась, мех стал пышным. Он прекрасно выглядел, и надпись «Отремонтировано» на его любимой коробке как нельзя лучше описывала эти перемены. Но бывало, что Медведь снова хитрил и изводил нас, а после смерти Слинк я стал чаще размышлять о том, что он тоже когда-нибудь умрет. Медведю шел тринадцатый год, что, если верить теориям о подсчете кошачьего возраста, примерно соответствовало человеческим шестидесяти пяти, и из всех моих питомцев только он подвергался опасности из-за присущей ему своенравности.

Всего месяц назад Медведь ужасно напугал нас с Ди: на левом ухе у него появился нарыв, и ветеринар сказал, что надо как можно скорее начать лечение, иначе кот останется без уха. Я был уверен, что перехитрю Медведя, – прятал крошечные розовые таблетки в его еде, но каждый раз ему удавалось объесть все вокруг них. Мы решили действовать напрямую: засовывать таблетки ему в пасть, закрывать рот и осторожно гладить по шее секунд двадцать. Этот способ неплохо работал, пока Медведь не сообразил, что можно просто разгрызть таблетки и по кусочку выплюнуть их. Делал он это с помощью таких странных движений, что им вполне могли заинтересоваться работники, занимающиеся отловом бешеных животных. И тем не менее он, как всегда, выздоровел.

Люди считают Элизабет Тейлор главным экспертом по выживанию. Надо отдать ей должное: никто из знаменитостей не пережил такое количество семейных неурядиц, как она, а еще Лиз, прямо как Медведь, лишилась всех волос и – вместе с ними – чувства собственного достоинства. Но нападала ли на Тейлор разъяренная мускусная утка? Приходилось ли ей срочно спасаться из набитой пауками дыры над потолком? Или принимать унизительные побои от пушистого самозванца мельче тебя в два раза, который толкается так, что бьешься головой о стеклянные двери? Медведь показал мне, что настоящее выживание – это не сопливое человеческое умение справиться с печалью, разделом имущества, разводом и другими эмоциональными «трудностями».

Три-четыре года назад я посчитал, сколько из своих девяти жизней Медведь уже использовал. Задача оказалась не из легких – что именно считать за целую «жизнь»? Понятно, что одна ушла на отравление углекислым газом, ну а что с тем случаем, когда в Трауз я выглянул из окна и увидел Медведя, сидящего на другом берегу реки и невозмутимо вылизывающего лапы, хотя в радиусе пары километров от дома не было ни одного моста, – потратил ли он жизнь, чтобы добраться туда? В общем, тогда я насчитал восемь с половиной, а сейчас он наверняка уже превысил лимит. Его навыки выживания казались еще более впечатляющими оттого, что, по сути, Медведь был существом миролюбивым, он не нарывался на драки, не жаждал убийства и никогда первым не поднимал лапу на другого кота.

Нравственные принципы Медведя отличались от принципов других моих котов, да и любых котов вообще. Да, он был коварным и расчетливым, однако вовсе не безнравственным. Грызуны, даже самые беспомощные, которых наши остальные, более кровожадные кошки бросали, наигравшись, посреди дороги, не интересовали Медведя, птицы создавали приятный щебечущий фон, а существу с плавниками он причинил вред лишь однажды – когда пытался попить из аквариума Бев Беван, золотой рыбки Ди. Даже в его вредоносных испражнениях была своя система. Медведь вполне мог контролировать работу кишечника: если не требовалось выразить некое грандиозное неудовольствие, он нигде не гадил. Как-то, вернувшись после трехдневной поездки, мы обнаружили, что кошачью дверцу заклинило изнутри, а Медведь сидит в ванне и пронзительно мяукает, явно сдерживая из последних сил нечто внушительное. Он не лез нахально вперед других, когда дело казалось обеда или выбора места для сна, он стремился искать новое, а не следовать за вкусами других или что-то у них отнимать.

Я не сразу понял его, а Медведь не сразу стал мне доверять. Наверняка на его взыскательный вкус я по-прежнему казался ему слишком несерьезным. Впрочем, отношения кота и человека в любом случае строятся на компромиссе. Со своей стороны, я с годами понемногу приближался к его эстетским запросам.

Неудивительно, что к концу 2007 года и у меня появились небольшие проблемы со здоровьем: я пахал как лошадь, только за компьютером, и не обращал никакого внимания на совет немного притормозить – а совет этот мне давали практически все мои близкие и друзья. Последствия не заставили себя ждать. К счастью, все оказалось не так серьезно, как могло бы быть, но достаточно серьезно, чтобы слечь на целый месяц. Незадолго до этого я прочитал в нескольких газетах о высокомерном коте Оскаре, который жил в доме престарелых и становился на удивление дружелюбным с пациентами в самые последние часы их жизни: он сворачивался на кровати умирающего и наблюдал за его последними вздохами. Я старался не вспоминать эту историю, когда Медведь мял мне живот и внимательно смотрел в глаза.