Дороги судеб - Андрей Васильев

— Ромул был психически нездоровым человеком, — громко сказала женщина. — Я это говорю вам как специалист по подобного рода заболеваниям, это квалифицированное утверждение, это диагноз.

— Вы психоаналитик? — поинтересовался у нее я.

— Я психиатр, — сообщила мне женщина. — Это разные специальности.

— Да это и без диагноза было понятно, — заметил Голд. — Даже по голосу, по тому, как он говорил.

— Да бог с тем, как он говорил. — Женщина невесело усмехнулась. — Знали бы вы, что он делал с теми, кто ему не подчинялся.

— А чего вы его не убили? — удивился я. Если честно, я за короткий срок здесь уже привык к тому, что ряд вопросов в этих местах решается очень просто, быстро и эффективно. — С ненормальным лидером жить вредно для здоровья.

— Вам это, может быть, и кажется простым, — дипломатично заметила женщина. — Нам подобное сделать сложнее. И потом, он же не один был, вокруг него сгруппировалось ядро…

— Которое мы перебили у схрона без особых хлопот, — оборвал я ее, поскольку все, что она сказала бы дальше, мне было ясно. — Как вас зовут?

— Лиана.

На этот раз она улыбнулась хорошо, дружелюбно.

— Сват, — представился я и махнул рукой. — Все, граждане, конечности можно опустить. Лиана, давайте так: расскажите мне в двух словах, что здесь к чему? Мы вас послушаем, а потом будем думать, как дальше жить, хорошо?

Не скажу, что сама история этого поселения меня удивила. Куча косвенных фактов мне была уже известна, и из них уже можно было сложить некий пазл. Лиана скорее подтверждала мои догадки и дополняла их. И еще, сдается мне, что история всех крупных объединений людей в этом мире будет более-менее похожей.

Ромул, который, при всех своих отклонениях, все же был лидером, собрал вокруг себя ядро людей, нашел эту поляну, которая служила им домом, и установил правила общежития.

Разумеется, он не сразу стал тираном местного значения, сначала здесь было подобие демократии, но это продлилось недолго. В какой-то момент размытое «мы» заменило твердое «я», после оно стало подкрепляться тумаками и прочими мерами принудительного характера. Закончилось все серьезным столкновением — несколько мужчин, которые, похоже, имели кое-какой жизненный опыт и умели постоять за себя, попытались объяснить Ромулу его неправоту, но проиграли эту войну, после чего были вынуждены тикать из лагеря, спасая свои жизни. Плюс, опасаясь репрессий, с ними подалось в бега десятка полтора человек. Что с ними стало, добрались они куда-то или нет, — неизвестно. Впрочем, в какой-то момент один из беглецов вернулся, но уже воскресший, а потому ничего не помнящий. Ромул долго бесился по этому поводу, особенно ему было жалко несколько пистолетов, которые беглецы утащили с собой.

— О как. — Я глянул на Голда. — Слушай, а помнишь, рейдеры нам рассказывали, что они в лесу с какими-то тертыми мужиками сцепились?

— От судьбы не уйдешь, — кивнул Голд. — К тому же их вроде то ли пять, то ли шесть было. Видать, потрепала их дорога.

Жалко, что эти мужики на нас не вышли, я бы от таких не отказался.

Собственно, больше бунтов не было. Люди смирились с тем, что первое и последнее слово за Ромулом, что и обострило его психическое заболевание. Получив неограниченную власть, он начал чудачить уже всерьез, подозрительно относиться ко всем вновь прибывшим, подолгу допрашивая их. Под конец он даже стал некоторых убивать.

Да и с теми, кто обитал в его лагере, он стал чересчур жесток, охотно пускал в ход кулаки и поощрял свою свиту делать то же самое. Буквально на днях прозвучало слово «раб». Прозвучало в первый раз, но не в последний, это несомненно.

Ну и склад, который был его идеей фикс. Каким-то образом он узнал, что тут такой не один, и убедил сначала себя, а потом и остальных в том, что рано или поздно к бункеру придут те, кто знает, где еще такие есть. Самое забавное, угадал он, мы же пришли.

У бункера был организован постоянный пост, где посменно сидело двое соглядатаев. Они-то нас и заметили. Один побежал в лагерь, второй следил за нами. А дальше все случилось так, как случилось.

— Я знаю, что вы, скорее всего, нас не понимаете, — закончила свой рассказ Лиана. — «Как так можно, почему вы просто не убили его, вас же больше», — скажете вы. Но вот такие мы. Не умеем мы всего это, нам проще сказать себе: «Все обойдется как-нибудь».

— Простите, но вы-то как раз на такого человека не похожи, — заметил я, улыбнувшись. — Ну вот совсем.

— Просто я это хотя бы могу признать, — без тени улыбки ответила мне Лиана. — А остальные — нет. Разве что кроме Китти.

Она показала мне на девушку с кошачьими чертами лица. Та, увидев, что мы на нее смотрим, подмигнула мне. Не игриво, а скорее как-то по-дружески.

Разговор начал переходить в нужную мне плоскость, конкретно по людям, и я предложил женщине отойти в сторонку, на что она охотно согласилась.

— Китти вообще молодец. — Лиана поправила волосы. — Последние дни она все крутилась вокруг Ромула. Сдается мне, готовила его убийство. Он ее подругу недавно изнасиловал и убил, а Китти, как мне кажется, не из тех, кто такие вещи прощает.

— Голд, — окликнул я консильери, показал ему взглядом на девушку, тот понятливо кивнул и поманил ее к себе пальцем.

— Что, что? — всполошилась Лиана. — Она на самом деле…

— Все нормально, — успокоил я ее. — Не волнуйтесь. Нам интересно, кто что собой представляет. Да и с другими людьми мы тоже пообщаемся.

Я не знаю почему, но я не видел смысла врать ей. Да и потом с такой-то профессией ее еще поди обмани.

— Селекция, — понятливо кивнула наша новая знакомая. — А что будет с теми, кто вам не подойдет?

— Да ничего не будет, — пожал плечами я. — Мы же тут жить не планируем, так что ваша земля вашей и останется. Пусть себе существуют дальше как могут.

— Дальше? — Лиана скривилась. — Боюсь, что дальше у них не будет. Еду добывали Ромул и его люди. Те, кто останется тут, просто умрут от голода. Я не в переносном смысле, я в прямом. Не сразу, конечно, но умрут. У нас не все приспособлены к охоте и собирательству.

— Такие и у нас от того же могут окочуриться, — насмешливо протянул я. — У нас тоже еду за так не раздают. Простите за прямоту и цинизм, но те, кто не хочет ничего делать, пусть даже не из идейных соображений, а в силу того, что их этому не учили, уходят прямиком в лес. Причем в буквальном смысле.

— Композитор не должен разбрасывать навоз, — тихо сказала Лиана.

— Не должен, не может или не хочет? — уточнил у нее я. — Впрочем, это все грани одного и того же. Слушайте, подобные дискуссии у нас закончились давным-давно, поэтому скажу просто: если композитор не должен разбрасывать навоз, значит, он не должен и есть. Ему не работать, а значит, силы ему не нужны, следовательно, нечего воровать еду у того, кто честно трудится. Вперед, в лес, местную нечисть гаммам учить. Авось она пожалеет творческого работника.