Проигранное желание - Кэтрин Болфинч

начать расспросы. Я примерно понимала, насколько тяжело было такой любопытной особе держаться, но все же делала вид, что ничего не замечала.

Мы вошли в аудиторию за несколько минут до лекции, сразу занимая самые последние места. Сумка с гулким стуком опустилась на деревянную поверхность, я запустила туда руку в поиске привычного блокнота «на все случаи жизни», но вместо него пальцы нащупали свернутый лист бумаги. Я вытащила его из сумки, понимая кому он принадлежал.

Бумага в клеточку все еще хранила запах его парфюма, а буквы все также вырисовывали приглашение провести вечер вместе. Почему все так быстро из хорошего стало таким? Неопределенным, странным, болезненным, нереальным? Когда воспоминания, которые грели, стали приносить такой жгучий холод, почти мороз, от которого клонит в сон? Сон, после которого нельзя проснуться.

Глаза защипало от подступающих слез, я шмыгнула носом, пытаясь скрыть от подруг, но все, что я пыталась успокоить, удержать в себе, все это просто прорвалось наружу в самый неподходящий и ненужный момент. Почему волшебные замки так быстро и легко рушились? Почему счастье так легко ускользало сквозь пальцы? Почему все так неправильно?

Я схватила сумку, несчастную записку и вылетела из аудитории, в дверях едва не столкнувшись с преподавателем, очень надеясь, что девочки не пойдут следом.

Лекция уже началась, поэтому коридор пустовал, это и было худшим событием за сегодняшний день, потому что почти все звуки очень хорошо слышались в просторном помещении. И я узнала бы из тысячи голос ректора с хрипотцой, четким произношением и строгостью, как узнала бы и голос Кристиана, доносившиеся из-за двери деканата.

— Это недопустимо! Я не позволю происходить таким вещам у меня под носом! — я замедлилась, пытаясь понять, о чем они говорили. Сердце гулом застучало в ушах, разнося панику в каждую клеточку тела и заставляя слезы высохнуть. Это почти как первобытный страх, такой силы, что хотелось ворваться в кабинет без стука и узнать, о чем они говорили. Я лишь надеялась, что не обо мне. Что тема их разговора снова касалась Монро и Кристиана. Точнее, слухов о них.

— Каким «таким»? — саркастично спросил Ротчестер-младший, — Это моя жизнь, она не касается этого университета, твоей репутации и всего остального! Просто забудь, — проговорил он, а потом с той стороны раздались торопливые шаги, дверь открылась, а я едва успела отойти от этого места. Прямо передо мной появился Кристиан и, смерив меня каким-то непонятным взглядом, ушел в противоположную сторону.

А я встала посреди коридора, пытаясь не издавать ни звука, по щекам снова текли слезы, что-то внутри с треском разрывалось. Я не понимала, почему так больно. Почему окончание легкой, короткой интрижки, у которой и не могло быть никакого будущего, наносила такие сильные раны? Почему гребанный мистер Ротчестер, который к тому же мой преподаватель, к которому я ничего не должна была чувствовать, запал настолько, что я позволяла себе, совсем не по этикету, плакать в полном посторонних людей здании? Сейчас я его совершенно точно ненавидела.

— Кажется, дело было совсем не в больном горле, — тихо заметила Кэсс, намекая на вчерашнюю причину отсутствия. Девушка обняла меня со спины, к ней тут же добавилась вторая пара рук.

— Разве у нас не экзамен по этому предмету? — я шмыгнула носом, пытаясь успокоиться. Лиза протянула бумажный платок, но, не дождавшись реакции, принялась вытирать размазанную по моим щекам тушь.

— Попытки сдать экзамен у нас три, а Изабелла одна, — ласково проговорила она.

— Я хочу домой, — в этот момент я чувствовала себя очень маленькой, хотелось спрятаться, убежать, залезть под одеяло, как вчера и почувствовать себя в безопасности, тепле и спокойствии. Я хотела спрятаться от этих чувств. Не хотела признавать то, что я оказалась влюблена в человека, который… а что «который»? Мы так и не поговорили. И вряд ли когда-то поговорим.

— Тогда идем.

— Но…

— Никаких «но», Изи, — решительно отозвалась Кэсс, — Лизу вытащили, и тебя вытащим. — она обхватила мое предплечье, потянув в сторону гардеробной. Блондинка поддакнула, соглашаясь, и, приобняв меня, пошла рядом.

* * *

Тот самый вечер. Кристиан.

Ни одной эмоции. О боги. На ее лице не промелькнуло ни одной эмоции. От этого осознания становилось только тяжелее, взгляд ее голубых глаз можно было сравнить с ножом для разделки рыбы, который раз за разом в меня втыкали. И да, у меня был отличный запас метафор, я ведь преподаю литературу. Правда, от этого не становилось легче.

«Я тебя поняла»

Всего три слова. Она сказала всего три слова, не став выяснять причины, не устроив истерику, не обматерив меня. Она просто закрыла дверь.

Я оказался на улице, уже снова привычным действием достав сигарету. В темноте, едва освещенной фонарями, мелькнул оранжевый кончик, дым проник в легкие, а затем растворился где-то в облаках. Облегчения это не принесло.

Честно, не знал, на что мы рассчитывали, когда все началось. Такой конец был неизбежен, можно сказать, предопределен. И это было даже лучшим сценарием из всех возможных.

Впервые за все время мне не хотелось домой. Там мысли совершенно точно атакуют, не дав заснуть, но выбора особо тоже не было.

Я глянул вверх, замечая, что в окнах ее квартиры так и не горел свет. Больше всего не хотелось оставлять ее одну в этой темноте, но я все равно опустил взгляд, отвернулся и вошел в свою темную, пустую квартиру, так и не сумев заснуть.

Половину ночи я боролся с желанием ей позвонить или написать. Половину ночи я одергивал руку от телефона, убеждая себя в том, что так сделаю ей только больнее. Так будет только хуже.

Утро наступало долго. Очень долго. Как и желание поднять себя с кровати, выполнить все привычные ритуалы и пойти на работу, где с большой вероятностью мы встретимся.

Но я все равно сделал это: отключил назойливый будильник, выпил кофе, надел выглаженный идеальный костюм, словно ничего и не происходило, по дороге к машине выкурил еще одну сигарету, ставя крест на избавлении от давней зависимости.

Не знаю, к счастью или сожалению, но Изабелла не пришла. Ее подружки везде ходили в одиночестве — даже не знаю, когда я успел запомнить то, как они выглядели. Отсутствие среди них Изи волновало, возрождая порыв написать, спросить, как она. И я снова одергивал руку от телефона в самый последний момент, каждый раз приходя к выводу, что и хорошо, что девушка, скорее всего, осталась дома. Когда не видишь человека, проще поставить точку, проще отпустить.

На следующий день я тоже ее не видел. С