Спецслужбы СССР в тайной войне - Владимир Семичастный

— Да, но не очень.

Я сделал три страницы и посылаю:

— Энвер, посмотри.

— Все здорово.

И так пошло и укоренилось: было признано всеми и никого не обижало. Сам Ахундов к этому относился с большим пониманием.

Иногда ситуации были очень неожиданные. Секретарем ЦК партии по пропаганде был Назым Гаджиев. Знал я его раньше, так как он был в свое время первым секретарем ЦК комсомола Азербайджана. Медик по образованию, грамотный, подготовленный, высокой культуры человек, он дружил с композитором Кара-Караевым, знаменитым тогда не только в Азербайджане, но и во всем Советском Союзе. И вообще среди интеллигенции Назым пользовался очень большим уважением.

И вот я получаю приглашение на празднование 53-летия со дня рождения Самеда Вургуна. Я снимаю трубку:

— Назым, у нас в стране, по-моему, празднуют каждый год только день рождения Ленина. Или еще кого-то — не напомнишь?

— Да я понимаю, о чем вы.

— Так что, мы каждый год будем отмечать день рождения Самеда Вургуна? А Льва Толстого, а Пушкина? Как это понимать?

— Да, но уже назначено торжественное заседание в зале Академии наук.

— Ну смотри, смотри, чтобы все нормально там было и чтобы это не кончилось печально для нас с тобой и для ЦК.

— Да нет…

Я как в воду смотрел. Сам я, конечно, никуда не пошел, хотя Самед Вургун — поэт хороший, им гордился весь Союз.

Там выступил кто-то из университета и говорил совсем не о поэте, а насчет Нахичевани, заявив, что якобы армяне требуют ее себе.

Дело в том, что Нахичеванская автономная республика чисто азербайджанская, но внутри Азербайджана она автономная, потому что отрезана полосой территории Армении, чтобы дать последней выход на границу с Ираном. Таким образом, в Нахичевань надо проезжать через армянскую территорию.

В древние времена Нахичевань была армянской, но потом ее полностью заселили азербайджанцы. Не случайно даже, я думаю, какая-то связь есть между тем, что под Ростовом-на-Дону есть Нахичевань, полностью заселенная пришедшими туда армянами. Таким образом, армяне тех времен осели около Ростова, и Нахичевань там армянская, а в Азербайджане Нахичевань азербайджанская.

Поднятый на вечере, посвященном дню рождения Самеда Вургуна, вопрос о Нахичевани вызвал бурю. По городу поползли слухи. Утром мне обо всем доложили. Назым прибегает весь белый, дрожит:

— Владимир Ефимович, случилось несчастье.

— Я уже знаю. Мне уже госбезопасность доложила о том, что там стряслось.

— Это провокация!

— А я тебе что говорил? Не надо давать повод для провокаций. Но это может быть и совпадение. Ладно, давай готовь вопрос на Бюро.

На Бюро исключили из партии этого оратора, спровоцировавшего беспорядки своими провокационными заявлениями, и постановили послать решение Бюро в университет. В решении было сформулировано: исключить за националистические проявления и провокационные националистические выступления и поручить парткому университета обсудить это дело на собрании и сделать выводы. Очень кратко, конечно.

Ахундов «заболел» на это время, и Кирсанов, заведующий общим отделом ЦК, приносит решение на подпись мне. Я завизировал, но подписывать не стал:

— Ты будешь у Ахундова на квартире — пускай он подпишет.

Кирсанов приходит оттуда:

— Он больной, врачи не разрешают.

— Что? Подписать?!

— Да, вот он просил вас.

— Э, нет, так не пойдет. Знаешь, что, Яков Михайлович, дорогой, подписывай тогда: бюро ЦК компартии Азербайджана.

— Как?

— Так. Я завизирую, и ты выпускай, ставь печать и посылай в университет. Он хитрый, но меня тоже не обхитришь. А придет он на работу — я ему объясню, что такое национальный вопрос, что такое национализм и что такое подставлять русского под решение, которое явно вызовет определенную реакцию. Скажут: Семичастный захотел, так как он русский, он армянам помогает. Нет, первый секретарь у нас азербайджанец Ахундов, он и подпишет это решение. А если нет, то Бюро ЦК Азербайджана. Вот весь ЦК и будет отвечать за это, а не я один.

Так что там даже эти детали имели значение. Все время надо было быть очень внимательным ко всем делам…

В Нимгачаури в свое время построили электростанцию. Ну, а коль там развивают промышленность, мужиков много — нет женщин. Еще когда-то давно решили там же построить текстильный комбинат. Пошли записки в ЦК КПСС, и ЦК разрешил — построили текстильный комбинат. Все это было еще до моего приезда в Азербайджан.

И вот приезжаю я в Нимгачаури, иду на текстильный комбинат. Меня окружают девочки и все плачут, жалуются, что их насилуют, что в общежитии жуткая обстановка, что на улицу не выйдешь и прочее. А девочки все привезены из Рязани, из Краснодара эшелонами. Привезли три или четыре эшелона. Я пошел по общежитиям и во всем сам убедился. Возмущению моему не было предела.

Вернулся в Баку, поднял все записки, которые писали в Совмин, в Политбюро ЦК КПСС о том, что не хватает женщин, а мужчин много. Докладываю на Бюро, вытаскиваю весь этот вопрос на белый свет и всех виновных вытащил на Бюро. Как же так? Привезли рязанских шестнадцати-семнадцатилетних девочек, только-только окончивших училище, и бросили их на произвол судьбы. И никто — ни горком партии, ни комсомол — не поинтересовался их судьбой! В общем, устроил на Бюро разнос! Ахундов вынужден был согласиться со всем.

Наказали мы многих. Но потом, когда остались только члены Бюро, я сказал:

— Друзья дорогие, ну одно дело — министерство отвечает за все это. Мы их наказали. Но ведь и вы подписывали, вы все, тут присутствующие, вы все разве не кричали, что нужен текстильный комбинат — для того, чтобы девочек из Рязани, из Орла, из Краснодара привезти сюда? У нас что, женщин не хватает в Азербайджане? Так зачем же вы тогда обманули Советское правительство? Текстильный комбинат можно было построить в другом месте. Там, где это действительно надо, чтобы рабочие руки — местные были. А зачем оторвали девчушек от семей, от родителей, зачем привезли сюда и бросили на произвол судьбы — во власть насильников? Над ними мужики что хотят, то и вытворяют!

Начали наводить порядок: установили строжайшую дисциплину, порядок, охрану усилили, в общежитиях создали необходимые условия — общежития запущены были до невозможности. Директора комбината сменили, секретарю горкома строгий выговор объявили, партком заменили.

Но все девочки оттуда все равно сбежали, конечно. Я не знаю, какова сейчас судьба этого комбината.

А тот эпизод заставил меня внимательнее присмотреться к положению женщин.

В конце года мне приносят сведения, что за год зарегистрировано 25 или 27 случаев самосожжения женщин. Я поручаю прокурору рассмотреть и доложить мне причины и принятые меры.