На Дороге - Софья Вель

вспоминала детство, игры, классы… Родных вспоминать не приходилось. Они были рядом.

В черные часы Олейя становилась участницей их страшной тризны[1], и вкус обычной еды превращался в тлен. Она видела братьев, раздирающих сухими, мертвыми руками чью-то плоть, видела отца, терзающего еще живую добычу. Видела мать, как волчицу, жадную до крови. Но страшно было не это, страшно было, что и они видели Олейю.

Она живая вошла в царство мертвых, в самый черный его зал. Оли билась, пытаясь освободиться от навязчивых кошмаров, и все глубже увязала в них. В каждой тени прятался монстр из Темных миров, в каждом скрипе слышался рык, жадный до теплой крови. Лица живых то и дело искажались гримасами смерти, её тленом, голоса тонули в небытии.

И только огонь оставался неизменным.

Живой целительный священный…Неосквернимый смертью, ее тленом.

Чтобы не видеть глумления смерти над живыми, Олейя заперлась в личных покоях, где невидимый лирн не давал огню угаснуть. Все тот же лирн приносил еду, и забирал ее нетронутой — трупные мухи и могильные черви не давали принцессе коснуться любимых блюд. А сотрапезники были настолько безобразны, что голод исчезал сам собой.

Оли смотрела на искрящийся снег, стараясь не слышать клацаний зубов братьев, продолжавших пир даже при свете утра и неугасимого огня.

Снег был чистый, малиновый и синий, солнце сделало его таким. Оли вспомнила, как когда-то играла с крыланицей в снегу. Было чудесно…

Чудесно… Чудесно, что в Аду она не одна, маленький дракон с ней, это он заставляет иногда спать, он умоляет о глотке воды и сухаре.

Но ему не победить смерть, она пришла за ними обоими. Они оба ею прокляты. Все её дети прокляты. Смерть получит их всех.

Об этом говорят её братья, вгрызаясь хищными зубами в кости, об этом смеется отец, ожидающий предательницу-дочь для полновластной расправы. Об этом усмехается мать, все пишущая послания из посмертия. Одну только строчку: «Ад будет милей…». Будет милей.

Олейя смотрела на узкую дорогу, ведущую к воротам замка. Хотелось сбежать, прямо через окно, и пусть до искристого снега лететь больше сотни метров…

Но на окнах чары… Её сил не хватит, чтобы снять защитное волшебство… И все прекратить.

Малиновое утро вдруг озвончилось эхом. Кто-то приближался к замку. Олейя, не отрываясь, следила за всадниками — на дорогих плащах был вышит герб, герб их отца — золотой лев на фоне из пурпура и кобальта.

Драконы были здесь…

Сны дракона. Деревенская свадьба.

К обеду Сильвия и ее спутница добрели до деревни. Проворная бабка побежала разузнавать что да как. Сильвия с осликом остались ждать. Остолопик покачивался из стороны в сторону, уперевшись мордой в куст, к спутнице он словно специально повернулся задом.

— И что тебе только приснилось? — Сильвия ласково потеребила по загривку, но ослик отпрянул. — Что с тобой? Ты меня боишься?

Догадка стала неприятным откровением — Остолопик чует в ней Зверя. В горле встал ком:

— Не бойся, по крайней мере, пока, а потом…Потом беги, и хозяйку свою уводи!

Показалась Авдотья, от быстрого бега волосы старухи растрепались, сама она отдувалась и пыхтела:

— Запарилася я! — шумно выдохнула бабка и не сбавляя темпа продолжила. — Ой, кости мои кости!

— Зачем же ты так бежала?!

— Дык, вести хорошие! В деревне свадьба. Хлеб да соль зовут отпотчевать. Ихние хочут пожеланий всяких, или наговоров, да чтоб буковами накалякано. И мне работенка имеется — елексиры целебные, зелия любовные!

Сильвия прысныла со смеху:

— Авдотья, не стыдно тебе морочить голову честным людям? Ну какие любовные зелья?!

— Чавой-то мне стыдно должно быть?! Я в деле приворотов мастерица! — Авдотья насупилась, но тут же заулыбалась. — Вот, как знала, что варить! Ух, наторгуем с тобою! — последние слова бабка уже радостно завывала. Потом повернулась к Остолопику и заявила: — А тебя, скотина, не возьмём!

— Как не возьмём?! Без Остолопика нельзя! Да и вдруг уведет кто?

Авдотья пожевала губами, зыркнула на оторопевшего ослика и прищурилась, уже глядя на Сильвию:

— Кому ж эта ослятина упрямая сдалась?! Так он и пойдет с кем-то акромя тебя!

— И я без него не пойду! — Сильвия выразительно уперла руки в бока. Старуха покачала головой, потом вдруг посерьезнела и протянула свою шаль:

— Ты бы, девонька, платок, что-ль, повязала, а то на сносях почти, а как девка безмужняя, простоволосая ходишь.

Сильвии потребовалась минута, чтобы ответить: платок — это же так просто и разумно, красных прядей тогда никто и не заметит. Княгиня Силь всегда в платке ходила…

— Побуду простоволосая, — отрезала Сильвия и пошла вперед, Остолопик поплелся следом, волоча по земле повод. Авдотья пожевала губами, но спорить не стала. Собрала тюки со склянками и побежала за спутниками.

Странницы подоспели к моменту, когда молодые выходили из церкви. Жених, пыхтя и отдуваясь, сосредоточенно нес новоиспечённую супругу на руках. Румяная невеста застенчиво обнимала избранника жизни. Она боязливо посматривала на разбитую дождями дорогу, едва прихваченную первым морозом. Через несколько шагов жених выбился из сил и поставил невесту на землю. Девушка растерянно огляделась — до праздничного стола было еще порядочно, а портить нарядный сарафан было жаль.

— Эх, ну чаго же ты! — разочарованно протянула Авдотья. Сильвия покачала головой. Гости зашептались, побежал обидные смешок, откуда-то послышалось: «не сдюжил». Горе-жених залился краской до самых ушей, он зло глянул на толпу шушукающихся родственников, а затем и на виновницу конфуза, засопел носом. Еще немного, и быть беде. Но тут, с улюлюканьем и смехом, выскочили «дружки», подхватили молодую, а затем и жениха. И мигом доставили к столам, накрытым прямо на улице.

— Да… — протянула Сильвия, — горько он ей за обиду припомнит!

— Девонька, да што ты дикая такая?! В чем тут обида?!

Сильвия посмотрела на Авдотью, не сдерживая улыбки:

— Ты когда-нибудь замужем была?!

— Нии, не было того, — отмахнулась бабка.

Тем временем деревенские расселись за столы, нашлось местечко и для двух странниц. Потихоньку хмелели. Деревенские бабы затянули заунывную песню.

— Чаго ето они!? — удивилась Авдотья. — Праздник же!?

— Для кого? — ехидно спросила Сильвия.

— Как для кого? Для всех!

— Прежде невест на свадьбах оплакивали, как на похоронах, — зло веселилась Сильвия. Авдотья пожевала губами:

— Глупости! Радость-то какая, дивчина нашла свое счастье, плечо мужицкое, деток нарожает, хозяйство…

— Интересно, будет ли она того же мнения, когда пьяный муж намнет кулаком бока?

Авдотья непонимающе посмотрела на Сильвию.

— Мужчины женятся, чтобы было кому нести их грехи, — продолжила Сильвия. — Чтобы было кого обвинить в неудачах. Задумайся, Авдотья, всегда виновата женщина: пьет — не уследила, ласкова не была, опора плохая; гуляет — мало