Сын Дьявола - Любовь Попова

Отключаюсь, почти мгновенно. Плыву по волнам усталости и кайфа. Прихожу в себя от контраста температур. Разгоряченную кожу, Максим смачивает губкой, обтирая меня от пота и телесных жидкостей.

— Тебе легче? — задаю я острожный вопрос, смотрю как свисает на глаз черная кудряшка. Убираю, ощущая, как от одного лишь прикосновения, покалывает кончики пальцев.

Максим качает головой, но говорит:

— Немного…

Губка гладит грудь, приятно освежая болезненно натертые мечта. Спускается между ног, собирает густую влагу.

— Кушать?

— Не… Погоди, — ложится рядом и прижимает меня к себе. — Ты уверена? То есть, сейчас давай без истерик и прочего. Ты…

— Максим…

— Ты должна понимать, на что соглашаешься. Если бы не убийство, я бы пошел к Самсонову, устроился бы на работу. Мы бы неплохо зажили. А теперь…

— Ты спас мне жизнь, это была самооборона, — тут же нахожусь я с ответом, потому что тяжелые мысли, обрекаемые на молчание, могут все разрушить. Его веру в себя. В меня. В нас.

— Ты мне ничего не обязана, — цедит он сквозь зубы, а я смотрю насколько в такие моменты заостряются черты его лица и он становится почти неприятным. Очередное «Дежа вю», но я тут же качаю головой.

— Знаю, я ничего тебе не обязана, — вру сама себе, потому что в голове до сих пор блуждают мысли о долге жизни. — Я хочу быть с тобой, я уже сделала выбор.

— Но не осознаешь последствий. Ты, рожденная в богатстве не понимаешь, что такое грязь и бедность. А первое время именно это может нас с тобой ждать. И очень скоро секс перестанет сиять радугой, потому что солнца не будет. Только проливной дождь. Стена воды, через которую придется пробираться порой без зонтов.

— Ну ты же не будешь оставлять меня на улице, если найдешь ночлег… — говорю я с улыбкой, чем повергаю его в состояние оцепенения. Ведь он далеко не все знает обо мне, а готов ли услышать прямо сейчас? Готов ли поверить, что все его страшилки я уже проходила?

— Не понял… Это…

— В детстве, когда я хотела есть, — рассказываю я, сажусь на кровати и беру его руку в свою, черчу линии на ладони. Потому что тяжело смотреть в глаза. Вспоминать не легче… — Мама била меня, чтобы я не кричала от голода, не сильно… И я даже привыкла. Легкий удар днем, потом вечером или ночью, чтобы не мешала дядям ее трахать за тонкой стенкой.

— Не понял… — хватает он меня за лицо и заставляет смотреть на него. В глаза, горящие неверием и гневом. — Ты же дочь мэра!

— Нет, — со слезами на глазах, качаю головой, невесело смеюсь. — Меня взяли в семь лет. Вытащили из гадюшника, в котором мама от побоев какого-то мужика умерла. А я смотрела. Но даже не плакала. Не жалела ее, потому что ничего хорошего от нее не видела.

— Никогда? — тяжело сглатывает Максим и резко прижимает меня к себе, часто выдыхает воздух. И сердце готово пробить грудную клетку. Ну что же ты… Это было так давно.

— Уже и не вспомнить. И я была привычная к бедности, мне просто нужно было немного любви. Наверное, глупой меня считаешь…, — утираю я слезы и шмыгаю.

— Нам всем не хватает любви… Я рад, что нашел ее… Тебя. Лана… Света… — он касается моих губ, руками гладит спину и увлекает на кровать, накрывает телом и поглаживает рукой бедро. Другим бедром чувствую уже готовое к вторжению желание, но внутри пока пусто и Максим словно понимает, просто целует, ласкает языком полость рта, даже не пытаясь создать между нами новое сексуальное напряжение. Только нежность и чувственность.

— Нам лучше уехать из Москвы, — говорит он, пока мы лежим и смотрим, как линии света на потолке меняют цвет, говоря нам, что уже близится вечер.

— Южно-Сахалинск.

— А что там?

— Просто город, — пожимаю я плечами. — Просто он так далеко, что никто никогда туда не доберется.

— Мне собственно без разницы. Главное, что вместе. Ты не бросишь меня? — прижимает он меня теснее, внимательно заглядывает в глаза. А я? А что я? Ощущение счастья в перемешку со странным страхом душат, не дают в полной мере ощутить свободу… Тесно в груди. Но я все равно накрываю его щеку ладонью, касаюсь твердой напряженной линии губ большим пальцем и шепчу:

— Я ради тебя пойду на все… Я люблю тебя.

— И я тебя. Распишемся? — предлагает он так неожиданно и быстро, что я опомнится не успеваю.

Забываю обо всем, что осталось позади и обнимаю его за шею, целуя в губы.

— Можно… Но сначала давай поедим… А, то у меня сейчас желудок свернется спиралью.

— Та же фигня, — смеется он и мы садимся на кровати и принимается с жадностью поглощать то, что я давно принесла.

Посматриваем друг на друга с улыбками, а иногда суем кусочки мяса друг другу в рот.

— Вкусно…

— Когда-нибудь, я отведу тебя в шикарный ресторан, — говорит он с набитым ртом.

— Лучше, если ты научишь меня готовить, — смеюсь я и он мажет мне лицо кетчупом. — Дурак…

— Научу. Всему научу, а ты будешь меня любить…

— Никогда в этом не сомневайся, — улыбаюсь я и кладу голову ему на плечо, счастливо вздыхая. Хотя шмели в голове не дают отдохнуть ни на секунду. Жужжат. Жужжат. Надо бежать. Срочно. — Давай не будем тянуть.

— Хочешь сегодня уехать?

— Лучше прямо сейчас, — киваю я, поднимаясь и собирая остатки еды в пакет.

И мы ржем, ищем свои вещи по номеру, целуемся, если встречаемся носами и верим… Верим. Верим. Отчаянно верим, что будем счастливы. Верим, что наша сказка не закончится никогда.

— Ну что, ты готова? — спрашивает меня с улыбкой Максим и я радостно киваю. Скоро отправление нашего поезда. Надо обязательно успеть.

Мы закрываем номер. Не расцепляя рук идем к лифту, хотя меня почему-то тянет взглянуть на лестницу.

Молодые вроде. Но эта проклятая привычка идти по самому простому пути преследует человечество уже много веков.

Нажимаю кнопку лифта, но слышу, что кто-то уже сел в него. Ничего, подождем.

Тем более, что Максим решил прижать меня к себе и зарыться во влажные после душа волосы, а потом и во все поиграть в нашу любимую игру.

— Человек на восемьдесят процентов состоит из воды.

— Водой покрыто около семидесяти одного процента поверхности Земли, — усмехаюсь я и слышу звон лифта, перевожу взгляд с любимых, счастливых глаз на двери.

А шмели жужжат все сильнее.

Двери открываются и кровь тут же стынет в жилах.

Не может быть! Только не сейчас!

Максим резко дергает меня в сторону. Хочет сбежать, но бесполезно. Пара движений, несколько грубых ударов, толчок и я валяюсь у стены, держась за голову и сквозь слезы смотрю, как его скручивают парни из команды спецназа.