Проклятые ключи - Анна Ведышева

Открыл колдун глаза, которые при одном взгляде на меня ужасом наполнились. Значит, нужна магу для дел черных, а может, ради забавы.

Вскочил Ростислав, одним движением руки Даркирия в сторону отшвырнул. Небо тучами стало затягиваться, тьма сгущаться. Служитель зашептал слова волшебные, чтобы успокоить разбушевавшуюся темноту, но только зря силы потратил. Как спичка при сильном ветре, гасли его усилия. Вокруг черным черно становилось.

— Не отдам! — Закричал колдун и кулаком о землю ударил. Круги на поверхности земли, как на воде, в которую камень кинули, пошли, тьму разгоняя. А потом ко мне приблизился, присел рядом. Перевернул обездвиженное тело с боку на спину и на руки взял. Ноги на земле покоиться остались.

Смотрел с тоской, прощения простил. Гладил по волосам да щеки целовал. Губ слегка коснулся. А как оторвался, я вздохнуть смогла. В объятиях мага обмякла, понимая, что жизнь ко мне вернулась.

Ростислав сидел напротив Даркирия и смотрел с ненавистью. Скажи служитель неверное слово, и бросился бы на него колдун, загрыз, словно обезумевший зверь зайца серого. Я начинать разговор не спешила. В обиде на мужчин была. Один притворялся, что любит, голову ради забавы морочил, сердце разбил на осколки. Другой чуть заботой на тот свет не отправил, перестарался с вновь приобретенной магией.

— А теперь правду говори! — Не попросил, а приказал колдун. Не намерен он больше слушать отговорки да лепет об отце почитаемом.

— Ты Катерину обмануть можешь и зубы заговорить, но я знаю, что в служители юношей не берут. Есть только одно условие, по которому запрет обойти можно, гибель всех родственников. Оттого среди служителей столько сирот. Если про отца заговорил, значит грешен. Не отпустил с миром на тот свет во время родителя любимого, потому Марте и Демиду помочь спешил. Хотел перед богом оправдаться. Но не получилось…

Даркирий голову повесил и покаялся. А я поняла, что в Забугорье никому нельзя верить! Потому ни слова о встрече во сне с Владленой не сказала.

Служитель рот раскрывать не спешил, сидел, молча, обдумывал, как правду нам преподнести, но когда заговорил, мне плакать захотелось. Ох, и страшный народ в храмах молится.

— В день моего восьмилетия отец последний вздох сделал. — Воспоминания давались с трудом, толи не помнил Дарк, что в детские годы происходило, толи раны старые бередил осторожно.

— Одному из служителей захотелось меня из храма выкинуть. Завистью душа была наполнена. Ведь отец старшим среди простых монахов считался. Лакомый кусок многим покоя не давал. Потому что отец с самим Вершителем разговоры водил. Любил его и почитал, не то что я.

Когда совсем плохо стало, меня приютил в келье своей старый друг батюшки Сиван. Рассказал, что видел того во сне, а теперь последнюю волю исполняет. Я за слова ухватился, а по утру свою историю рассказал.

Ростислав ухмыльнулся, словно заранее зная, о чем сейчас будет служитель рассказывать. Дарк от искривленного рта съежился, губу нижнюю закусил, вздохнул и продолжил:

— Соврал, что с отцом виделся, и повелел тот почетную должность сыну передать. Монахи загудели, но поверили…

— Не подумал, про возраст, а стоило бы! — Некрасиво перебил Даркирия Ростислав. Слова, как плетью удары, больно ранили служителя.

О порядках храма мертвых и молящихся я, практически, ничего не знала, потому на колдуна шикнула и кулак показала, чем обстановку угнетающую разрядила. Михай прыснул и расхохотался, грозить черному магу — не самая удачная идея. Хорошо, что он позитивно действие мое воспринял.

— Прав, колдун! — Неожиданно встав на сторону Ростислава, заговорил Дарк. — Не положено детям с мертвыми общаться, даже если те к ним приходят, а уж чужое горе пить и волю почивших до людей доносить, тем более не пристало. Монахи не знали, как из положения выйти, оттого опекуна надо мной поставили, друга отца. А мне в глаза Сивану смотреть было стыдно.

Учил монах без эмоций и упреков, но взгляд всегда тоской наполнен оставался. Не исполнил отцовскую волю, позарился на место наставника, чтобы статус свой полнять. Пару лет я, как сорняк рос. Заговаривать монахи со мной боялись, потому как считали проклятым. Где видано, чтобы дитя малое чужую волю передавало. Из стен храма к деревенским также не выпускали, вдруг я встречу душу неприкаянную, а храмовникам потом разбирайся, народ успокаивай.

Судьбу лгуна решил Вершитель. Заинтересовал скучающее божество мальчишка, который в лоно храма без спроса заходит. А ведь меток особых, как на отце были, на теле детском не имелось. Бог в образе батюшки приходить начал, учил знаниям тайным. Я радовался, рассказывая о своих печалях Вершителю и не понимая, что монахов на жестокое наказание обрекаю.

Через пару недель мор по деревням прокатился. Много работы у служителей образовалось, обо мне позабыли совсем. Сиван ходил хмурый и меня не замечал, в своих мыслях пребывая. Я о том богу рассказал, а он разозлился.

Утром следующего дня землетрясение уничтожило храм, поглотив несколько монахов, что не расторопны оказались и покинуть разрушающееся здание не успели. Среди них друг отца оказался, но не погиб, а покалечился сильно.

— Значит, Сиван незаслуженно наказан был, — выдохнула вслух слова. Даркирий головой покачал и поведал о том, что мужчина нарушил волю умершего.

— Отец желал для сына простой жизни. И велел Сивану отправить меня в деревню к родственникам матери. Но служитель не послушал, а тут и я историю сочинил. Но том я позднее узнал, когда за книгам в храм ходил, по велению Демида.

А в детстве не понимал, что ни батюшка слова мои слушает, да наказывает за непослушание монахов, а сила могущественная. Служители новый храм отстроили и меня старшим назначили, несмотря на юный возраст. С тех самых дней начал Вершителю в образе отца умения свои показывать. А монахов за нарушение заветов наказывать. Но речь не о том, как служители людей обманывают, ради своей хорошей жизни. Кто-то ведь велит в храм и имущество почившего отдать, а порой и жену приласкает.

Я ахнула, не верилось, что вокруг столько зла.

— Когда сила моя иссякла, подумал, что Вершитель покарать решил за ложь в детские годы сказанную. Оттого безоговорочно принял наказание. Ушел из храма и о Демиде заботиться стал…

Служитель рот раскрывать не спешил, сидел, молча, обдумывал, как правду нам преподнести, но когда заговорил, мне плакать захотелось. Ох, и страшный народ в храмах молится.

— В день моего восьмилетия отец последний вздох сделал. — Воспоминания давались с трудом, толи не помнил Дарк, что в детские годы происходило, толи раны старые бередил осторожно.

— Одному из служителей захотелось меня из храма выкинуть. Завистью душа была наполнена. Ведь отец старшим среди простых монахов считался. Лакомый кусок многим покоя не давал. Потому что отец с самим Вершителем разговоры водил. Любил его и почитал, не то что я.

Когда совсем плохо стало, меня приютил в келье своей старый друг батюшки Сиван. Рассказал, что видел того во сне, а теперь последнюю волю исполняет. Я за слова ухватился, а по утру свою историю рассказал.