Швед, который исчез - Пер Валё

— Сейчас скажу. Пиа Больт тоже была в полном сознании. Но где она была в ночь на пятницу, сообщить мне отказалась. У меня создалось впечатление, что она с кем-то спала, но не хочет сказать, кто это был.

— Это весьма вероятно, — заметил Колльберг. — Был четверг, и вообще.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Стенстрём.

— Да так, ничего. На этом вряд ли заслужишь признание.

— Продолжай, — сказал Мартин Бек.

— Так вот, в субботу она совершенно точно была с одиннадцати часов утра у матери. Я это деликатно проверил. А теперь, что касается паспортов. Молин отказался показать мне свои паспорт. Сказал, что в собственной квартире не обязан никому предъявлять документы. У Лунда паспорт почти новый. Он фотограф и много ездит. Последний штамп поставлен в стокгольмском аэропорту шестнадцатого июля. Он тогда вернулся из Израиля. Думаю, это сходится.

— Молин отказался показать тебе паспорт? — ужаснулся Колльберг. — И ты стерпел?

— Пиа Больт два года назад провела четырнадцать дней на Мальорке. Больше ничего. У Кронквиста паспорт старый, полнейшая неразбериха, сплошные отметки и обрывки бумаги и так далее. Последний штамп поставлен в мае в Гётеборге, он тогда вернулся из Англии. У Гюннарссона тоже старый паспорт, почти весь заполненный, но в более приличном состоянии. Последние штампы поставлены у нас в Арланде, выезд седьмого мая, приезд десятого мая. Говорит, был на заводе «Рено» в Булонь-Бийанкуре. Французы, очевидно, штампы не ставят.

— Не ставят, это сходится, — сказал Мартин Бек.

— Ну, тогда остальные. Я еще не успел всех обойти. Кристер Шёберг был дома с семьей, он живет в Эльвшё. Мередит — американец и к тому же негр.

— Этого можем исключить, — сказал Колльберг. — Мы все равно не смогли бы арестовать его, потому что волосатики линчевали бы нас.

— Ты снова проявил себя как тупица.

— А я и есть тупица. Кроме того, думаю, ты можешь не продолжать.

— Да, я тоже так думаю, — сказал Мартин Бек.

— Вы знаете, кто это? — спросил Стенстрём.

— По крайней мере, нам так кажется.

— И кто же?

Колльберг смерил Стенстрёма хмурым взглядом.

— Слушай, парень, учись все-таки немножко думать, — сказал он. — Во-первых, действительно ли в Будапеште был Матссон? Думаешь, он таскал бы с собой такие деньги, чтобы купить гашиш, а потом вдруг исчез, а деньги оставил в чемодане в гостинице? Думаешь, он оставил бы ключ от номера на ступеньках управления полиции? Он? Если он должен был обходить за сто шагов каждого полицейского в Венгрии? И вообще, зачем понадобилось Матссону исчезать и к тому же таким импровизированным способом?

— Ну конечно, это ясно.

— Почему Матссон поехал в Венгрию в синем блейзере, серых брюках и коричневых мокасинах, а в чемодане имел точно такую же одежду? Куда исчез серый костюм Матссона? Что было на нем в предпоследний вечер и чего не было в чемодане и нет в его квартире?

— Ну хорошо, значит, это был не Матссон. Но кто это был?

— Некто, у кого были очки Матссона и плащ, некто с бородой и усами. Кто видел Матссона последним? У кого нет до субботнего вечера никакого твердого алиби? Кто из всей этой компании был достаточно трезв и умен, чтобы до всего этого додуматься? Поразмышляй над этим.

Стенстрём задумался. Он не отвечал.

— Мне пришла в голову одна идея, — сказал Колльберг.

Он разложил на столе план Будапешта.

— Смотрите. Вот гостиница, а вот Главный вокзал или как он там называется.

— Будапешт-Нюгати.

— Возможно. Если бы я хотел пойти из гостиницы на вокзал, то я должен был бы идти этим путем, то есть мимо управления полиции.

— Верно, но только ты пришел бы на другой вокзал. Поезда в Вену отправляются отсюда, с бывшего вокзала Остбанхоф.

Мартин Бек вытащил копию плана округа Сольна и кивнул Стенстрёму:

— Поезжай в управление полиции Сольны, — сказал он, — и попроси их перекрыть этот район. Там есть сгоревший дом. Мы туда потом приедем.

— Прямо сейчас?

— Да.

Стенстрём ушел. Мартин Бек порылся в ящике, нашел там сигарету и закурил. Он молча курил и смотрел на Колльберга, сидящего совершенно неподвижно. Потом погасил сигарету и сказал:

— Наверное, нам пора ехать.

Колльберг быстро ехал по пустынным улицам и через минуту они уже были на Вестерброн. Солнце пробивалось сквозь низкие облака, гладь залива волновал легкий ветерок. Мартин Бек с отсутствующим видом смотрел на группу яхт, которые как раз огибали мысок в Роламб-парке.

Они ехали молча и поставили машину на том же месте, что и накануне. Колльберг показал на черную «ланчу», стоящую неподалеку.

— Это его автомобиль, — сказал он. — Следовательно, он наверняка дома.

Они пересекли Свартенгатан и открыли входную дверь. Воздух в коридоре был влажный и липкий. Они молча поднялись по истертой лестнице на четвертый этаж.

Дверь открылась мгновенно.

Мужчина, стоящий на пороге, был в халате и шлепанцах. Казалось, он невероятно изумлен.

— Извините, — сказал он. — Я думал, что это моя невеста.

Мартин Бек сразу узнал его. Этого человека показал ему Молин в ресторане «У кружки» за день до отъезда в Будапешт. Открытое приятное лицо. Спокойные синие глаза. Достаточно сильная фигура. С бородой и усами, среднего роста, но так же как и у бельгийского студента Редера, это было единственное, чем он походил на Альфа Матссона.

— Мы из полиции. Моя фамилия Бек. А это старший криминальный ассистент Колльберг.

Представление прошло официально и учтиво.

— Колльберг.

— Гюннарссон.

— Не могли бы мы войти ненадолго? — спросил Мартин Бек.

— Конечно. А в чем дело?

— Мы хотели бы поговорить с вами об Альфе Матссоне.

— Вчера здесь был какой-то полицейский и уже разговаривал со мной об этом.

— Мы знаем.

С той минуты, как Мартин Бек и Колльберг вошли и квартиру, они начали вести себя совсем по-другому. Они сделали это оба, причем ни один, ни другой совершенно не отдавали себе в этом отчета.

Какие-либо следы напряженности, неуверенности и подозрительности исчезли, и вместо этого наступило испытанное спокойствие и автоматическая решительность, которая подсказывала им, что произойдет и что они уже сталкивались с подобным раньше.

Они молча прошли по квартире. Она была светлая и просторная, тщательно и продуманно обставленная, однако по какой-то причине выглядела так, что казалось, будто в действительности здесь постоянно еще никто не жил. Бóльшая часть мебели была новая и выглядела так, словно все еще стояла за витриной мебельного магазина.