Рубиновый маяк дракона - Дарья Урбанская

смутным беспокойством. Я легонько потрясла старика за плечо. – Эй! Вы часом не померли?

– Красивый мотылек, да глупый, – вдруг произнес скрипучий голос, при этом все тело так и осталось неподвижным. Лишь едва заметно шевелились обветренные губы. – Голубая смерть за спиной, а впереди жаркий мед янтаря. Заманчивый, сладкий… Но лапки прилипнут, крылья сгорят в золотом пламени. Плохая судьба… – Старик мгновенье помолчал, пожевал губами и рявкнул: – Погибель!

Я отшатнулась от местного сумасшедшего, но старческая рука взмахнула вверх:

– Есть и другой путь. Дашь золотой – посмотрю.

Я застыла в недоумении. Слова старика, на первый взгляд, казались бессмысленным бредом. Но голубая смерть… Почему перед моим внутренним взором возник камзол инквиза? Голубой, как ясное небо.

То ли пристальный взгляд странного прорицателя, то ли желание услышать хоть что-то хорошее не дали мне уйти. Я протянула сверкнувшую на солнце монету. Одну из семи оставшихся.

– Горный хрусталь, – многозначительно изрек старик и замолчал.

– Что хрусталь? Что это значит?

– Другой путь.

– И? Мне в горы нужно? Камень искать? Идти-то куда?

Но старик прикрыл глаза и всхрапнул.

– Швахх! Я вам золотой заплатила!

Я тронула старца за плечо, тот нехотя открыл правый глаз.

– Красивый мотылек, да глупый, – пробормотал он и снова погрузился в дрему.

– Да чтоб тебя… – Я хотела добавить какой-нибудь пакостный шепоток, но окинув взглядом сгорбленную фигуру старца, лишь махнула рукой.

«Каждый выживает, как может. А я, и вправду, глупый мотылек, раз попалась на такой бесхитростный обман».

Золотой было жаль. Но, наверное, старику нужнее.

– Метку!

Я в сотый раз показала кому-то ладонь.

«Вчера, когда я шла с дроу, никто ни разу не спросил про метку. Но стоило мне появиться на улицах Кита одной… Значит ли это, что дроу здесь побаиваются? А вот одинокая девушка кажется легкой добычей. Что же, вот вам метка, любуйтесь издали».

Я пошла с согнутой в локте рукой, выставляя всем на обозрение рубиновую рыбу. Рука вскоре затекла, зато с вопросами больше не приставали.

* * *

Здание библиотеки располагалось на соседнем холме и дышало былым величием ушедшей эпохи грозовых драконов. Я ожидала увидеть очередную деревянную постройку, а вместо этого передо мной раскинулся настоящий замок из крупного серого камня. Правое крыло здания было обрушено, но левое казалось хоть и старым, но обитаемым. Узкие стрельчатые окна тянулись вверх по фасаду, а коричневые стебли одеревенелого плюща цепко оплетали широкую зубчатую стену. Она соединялась с высокой башней, которая была увенчана странной крышей, испещренной отверстиями – словно прохудилась, и острым шпилем.

Кто-то случайно задел меня плечом. Я опомнилась, достала из кармана юбки кристальные часы и помянула всех шваххов от черных до красных и обратно. Арби сказал, что записаться на аудиенцию к Крэйгу можно лишь утром, а бесконечные проверки меток уже отняли слишком много времени – близился обед. Я поспешила вниз по склону и быстро достигла вздыбленного дугой деревянного моста.

Между двумя холмами клубилась река густого тумана. Дымчатые щупальца вились тонкими струйками, просачивались сквозь щели мостовых досок, где тут же давились пиратскими подошвами. Люди обыденно сновали туда-сюда, занятые мирскими разговорами, спорами, сплетнями. Но сквозь мерный гул повседневной жизни островитян я явственно расслышала тяжелое дыхание.

Волна мурашек прокатилась вдоль позвоночника, распространилась по коже и остановилась на запястьях. Каждый шаг по мосту давался все тяжелее, словно мгла тянула к себе, звала, шептала. Зловещий древний язык ведьм царапал разум страхом и могильным холодом. Запястья жгло все сильнее: руническая вязь проснулась, поползла по коже черными лентами. Шепот из тумана перерос в каркающий хохот, а затем в пронзительный визг. Но никто, кроме меня этого, похоже, не слышал.

31. Ярослав

Дохлый Кит, дом ростовщика. Владения пиратов

Ростовщик Циретей двумя пальцами перебирал гладкие, сточенные водой розовые камешки, нанизанные на кожаный шнурок. Собственно, больше пальцев у него не было. Бывший пират, а ныне – судя по воспоминаниям Ноара – глубоко нелюбимый всеми ростовщик расположился в кресле с высокой бордовой спинкой. Рядом с ним на круглом столике стояла золотая птичья клетка, из которой на нас хищно зыркал здоровенный черный ворон.

Мой внутренний голос, уж не знаю теперь чей – дроу или девицы, – подсказывал, что это кребайн и эту тварюгу лучше не злить. Взгляд Циретея сосредоточился на кучке золотых монет, что лежала на низком столике. Мы же стояли напротив, и я, парень, запертый в девушке, отчаянно желал вновь казаться парнем: расставил ноги чуть шире, расправил плечи, нахмурил брови.

– Зачем ставить метки, когда тот же Нам-Бо за девку дал бы вдвое больше?

«За девку? Маскарад не сработал!»

Эльфийский посол, стоящий рядом, открыл было рот, чтобы ответить, но не успел.

– Да и волосы эльфов нынче пользуются спросом. Но эти двое заявили, что пришли по рекомендации от того бешеного дроу, – бормотал вслух ростовщик, явно обращаясь к кребайну, а не к нам. – Плохо. Крайне плохо. Никто в здравом уме не станет переходить дорогу Ноару Коулдану. Но если все-таки соврали?..

Мы с эльфом переглянулись.

«Совсем кукуха отъехала у бедолаги. С птицей беседует, болезный!»

Меня коробил цепкий взгляд Циретея, которым он с особым интересом рассматривал зону ниже ключиц.

«Черт, грудь углядел что ли?»

Девичьи достоинства я стянул лоскутом парусины и надежно, как мне казалось, спрятал в мужской рубахе широкого кроя. Но ростовщик не скрывал сальной ухмылки, обнажающей крупные белые зубы. Я скосил взгляд на стоящего рядом эльфа – он держался уверенно и спокойно, словно не наша судьба сейчас была в алчных руках прожженного подлеца.

Секунды текли медленно, как расплавленный воск. Они не поспевали за ускорившимся биением женского сердца. Я нервничал все сильнее. Кожей чувствовал приближение крупных неприятностей. Когда напряжение в комнате стало почти осязаемым, камешки меж двух пальцев ростовщика замерли. Он принял решение. Тонкие губы вновь разомкнулись, обнажая лошадиные зубы. Грудная клетка поднялась, вбирая порцию воздуха, чтобы на выдохе огласить приговор.

Эльф, видимо, не зря был послом – умел тонко чувствовать именно такие моменты. Нужные, правильные. А потому первое же слово Циретея заглушил звон монеты, брошенной на стол. Она встала ребром, прокатилась по дуге и завертелась на месте, лаская слух ростовщика самой приятной ему золотой мелодией. К ней присоединилась еще одна и еще…

Когда увеличившаяся кучка монет перевесила сомнения Циретея, я облегченно выдохнул и первым сунул руку в ящик. Боль была резкой, словно разрядом тока дернуло, а вместе с этим в памяти всплыли строчки из детского глупого стишка:

Дочка спросила