Драгунский секрет - Дмитрий Линчевский

— Мы не одни, и там воюют, — радостно вскрикнул Илья Петрович. — Охотники везде — сдавайся, вражье племя!

Мюриды, после этих слов, произвели еще два залпа и затихли… Похоже было, что они ушли…

— Сдается мне, они ретировались, — предположил Туманов, погодя.

— Наверх как будто прошуршали, — заметил Трифон. — Вдоль дороги.

Илья Петрович вышел из укрытия.

— Там следующий пикет и пушка.

— Что станем делать? — поднялся из-за камня Алексей.

— Подумать надо. Внезапность мы, бесспорно, потеряли, но дерзость-то при нас. Да и винтовок уйма. Тут хватит каждому по две…

Но думать не случилось. Орудийный залп поставил точку в этом месте. Ядро упало ровно в тлеющий костер…

Алексей очнулся и, открыв глаза, увидел на стене в углу икону. «Наверно, я в раю, подумал он не очень твердо, — в аду ведь, кажется, икон не держат». В сознании пронеслись последние события: гора — пикет — ядро. Что было дальше?

— Ой, он, кажись, очнулся! — раздался где-то рядом женский вскрик.

Тотчас в стороне послышался звон посуды и быстроногий топот.

— О, господи, неужто?!

Глазам явилось очень милое личико. Вот только, чье?

— Алешенька… Очнулся…

Рукой он ощутил мягкое прикосновенье девичьей ладони. Тепло, исходившее от нее, и нежность гладкой кожи показались ему удивительно знакомы. Но откуда?

— Ты будешь своего поить, Настена? Отвар принесть? — раздался прежний голос.

Да это ж Настя! Совсем другая без платка: густые смоляные кудри уведены за спину, сплетены косой — красавица бесспорно. Неловко, право, перед ней лежать в таком совсем уж негеройском виде. Словно бы нарочно судьба представляла его девичьему взору то в одном, то в другом конфузном положении.

— А хе, — шепнул он, попытавшись заговорить. Но звуки увязли в пересохшем горле.

— Давай неси, скорей! — вскричала девушка. — Он что-то шепчет.

В комнату вошла Надежда с кувшинчиком в руках.

— Держи.

— Ага, давай-ка.

Настя осторожно поднесла сосуд к его губам и, подставив снизу ладонь, чтоб не пролилось на грудь, аккуратнейшим образом попоила.

— Долго ли я здесь? — спросил он, выпив все и окончательно придя в себя.

— Второй уж день, — ответила она, погладив его руку.

Могу ли я попросить вас об одолжении?

— Конечно.

— Я, разумеется, благодарен вам за проявленное благодушие. Но не могли б вы впредь не смущать меня подобными визитами.

Настя, поджав губы, слегка сдавила его ладонь.

— Пошто так? Аль плохо попоила?

— Нет, нет — все замечательно, не думайте дурного. Просто вы, молодая красивая барышня, а я… и мне… Ну, словом, сказано: смущаюсь, чувствую себя неловко.

Девушка вновь ласково погладила его руку, поправив сбившуюся подушку, умело подвернула одеяло. Лицо ее приобрело успокоено-довольное выражение. По всей видимости, ей было приятно наблюдать смущение, вызванное собственным присутствием. Это обстоятельство прибавило голосу уверенности.

— Ничего, со временем обвыкнешься.

— С каким, позвольте, временем? Разве пятигорская оказия нескоро?

— Хоть скоро, хоть нескоро — что с того?

— Ну, как же — надеюсь, что отправят в госпиталь.

— Я все равно тебя не брошу. Ты казачек плохо знаешь.

— Вы, что ж и в госпиталь поедете?

— И в госпиталь, и к черту на кулички. А ты думал, как — погулял с девушкой и сбежал? Э, нет, мил дружок, у нас на этот счет кавказские законы: коль взялся за руку — женись. Иначе — в омут.

— Позвольте, но у нас ведь ничего не было.

Настя с лукавой улыбкой обернулась к Надежде.

— Кому ж теперь докажешь, что не было — видали нас в лесу-то.

Алексей замялся.

— Да, как же… право, я не знаю…

— Аль не мила для тебя первая красавица?

— Мила, разумеется. Но в нынешнем моем положении… Как можно обременять своей увечностью кого-то, тем паче девушку?

— А я, мож, потому и осмелела, что ты в таком вот положении. Был бы в другом, мож, и постеснялась бы. В общем, лечиться будем вместе — я так решила. И не спорь, покамест мне видней.

Алексею от этих слов стало необычайно тепло и уютно (а посмотреть глубже, и счастливо). Действительно, он совершенно не знал казачек. Горделивая красавица Настя, еще недавно мнившая об орлах и героях, не раз насмехавшаяся над ним, дразнившая, как глупого котенка, вдруг с чрезвычайной легкостью согласилась на роль обыкновенной сиделки. Выходит, не напрасно судьба потчевала его конфузными приключеньями. Знала, куда вела.

— А где драгуны? — спохватился он, вспомнив о боевых товарищах. — Где Илья Петрович, Прохор, Тришка, живы?

— Погиб ваш Трифон, — грустно ответила Надежда, — остальные, вроде б, целы. Илья Петрович, правда, ранен в обе руки.

— Так где же он?

— С утра пошел на речку с басурманчиком.

— С каким?

— Что из аула привезли. Сиротка, говорит, возьму к себе на воспитанье.

— Зачем на речку?

— Взял свою саблю…

— У него палаш, — поправил Алексей.

— Ну, да… и еще лопату, сказал, пойдем, дух воинский в славное место устраивать. Чтоб, говорит, и нашим здесь оставался в помощь, и врагу служил упреждением. Самому-то уж, видно, после госпиталя назад не вернуться. Я, было, вызвалась им пособить. Кому там копать-то: бесенок — мал, Илья — ложку в руках не держит. Но он не дозволил — чтоб, говорит, не было свидетелей, мало ли, кому вздумается назад вырыть.

— А что с Шамилем? Не слышно?

— Да, как не слышно?! Уж все в округе победу празднуют. В плен сдался, тем же утром, что и вас поранило. Гутарят, увидал, как русские на горы поползли, и сам предложил мировую.

— А Тришка не дожил, — почти беззвучно, только самому себе, прошептал Алексей и отвернулся к окну. Тяжелая, как ядро, слезинка скатилась по его изодранной щеке и упала на забинтованное плечо.

К общежитию подошли в тот момент, когда от входа отъезжал военный уазик.

— Опоздали! — раздосадованно бросил Стас.

Денис молча поднялся на крыльцо. Мысли его, как бестолковые солдаты, бегали и натыкались друг на друга, пытаясь разобраться в стройную шеренгу. Получалось, не очень. Итак, в чем суть проблемы? Есть установочные данные: рыжий капитан, отец-кавказец, станица Червленая. Какая связь? Совершенно ясно, что предки капитана некогда бывали в этих краях (а вполне вероятно, что и жили), иначе, откуда бы он знал о старой переправе. Выходит, последняя играла роль некоего ориентира. Ориентира — чего? Плантации лечебных корешков? Возможно, хотя и несколько банально. Только чем тогда отличается дубовая роща у старой переправы, от примерно такой же, но, у новой? Деревья везде одинаковы, река — ровно та же. И почему рыжий копал землю именно под искривленными стволами? Второй ориентир? Не исключено. Правда, столь подробные координаты скорей характерны для поиска клада, чем для ботанических раскопок. Мог ли здесь находиться клад? Собственно, почему бы нет. Но тут опять возникают труднообъяснимые вопросы. Если он был заложен в давние времена (о чем свидетельствует ориентир: «старая переправа»), то почему его не выкопали раньше, еще в мирный советский период, когда здесь все было тихо и спокойно. Зачем клад понадобился именно теперь, с приходом войны? Есть ли между этими событиями связь? Интуиция подсказывала — да, только надо как следует поднапрячься, раскинуть серым умишком, выстроить «бестолковых солдат» в ровную шеренгу. Например, сообразить, что предки капитана, скорее всего, не могли проживать в Червленой. Иначе, они бы зарыли клад где-нибудь в погребе или под яблоней в собственном огороде. Чечня тоже не была им домом, в этом случае клад остался бы там, в горах или каменистых ущельях (лучшего места и не придумаешь). Переправа же, наоборот, свидетельствует о том, что хозяин сокровищ, по-видимому, был человеком приезжим, не раз ходившим за Терек (и возвращавшимся оттуда) по этому самому пути. Оттого и выбор его пал на хорошо знакомое для себя место. Теперь совсем несложно догадаться, кем он был. Кого встречали радушные станичники на выходе из Чечни, кому они подносили угощенья? Но занятия по умственно-строевой подготовке бесцеремонным образом прервал сиплый окрик деда-вахтера, который уже собирался закрывать распахнутую дверь.