Суета сует - Наталия Рощина

Мила злилась на саму себя, что позволила Ирине столько лет занимать место лучшей подруги. А как могло быть по-другому? Мила сама отталкивала всех. Так уж сложилось со школьной скамьи. Почему-то Миле было неуютно в компаний своих сверстниц, но Ирина смогла сделать так, что чаще других оказывалась рядом. Она так старалась попасть в узкий круг друзей Милы, что та, в конце концов, приняла ее в него. Ирина никогда не осуждала, не пыталась спорить. Она уже тогда восхищалась, льстила, внимательно выслушивала и поддерживала в Миле ее честолюбивые планы. Пожалуй, Мила была благодарна ей за то, что она всегда так уверенно говорила о ее успешной карьере в ближайшем будущем. Ирина подбрасывала дровишки в костер тщеславия, когда Мила вдруг опускала руки. В синих глазах лучшей подруги всегда были бесовские искры. Энергия так и била из нее невыносимо горячим источником. Именно этого так не хватало Миле — откровенной жажды жизни, любви. Холодная и рассудительная, она была полной противоположностью страстной натуре Ирины. Даже долгие годы общения не смогли ничего изменить. Обе оставались верны себе.

Мила вышла замуж, не собираясь ждать того испепеляющего чувства, на которое так надеялась Ирина. От спутника жизни ей было нужно совсем иное. По всем пунктам ее неписаных законов Смыслов проходил, как удачная кандидатура, да и к тому же с очень эффектной внешностью. Красивый, умный мужчина, на которого заглядывались, а ей, Миле, льстило, что это она позволяет ему себя любить, выдвигает условия, командует. Кажется, Хмелевская с самого начала подшучивала, что оказалась не в том месте и не в нужное время, имея в виду знакомство с Максимом. Сначала это были невинные шутки, а с годами они переросли в едва скрываемую досаду, зависть. Ирина, подтверждая свою страстную, легко увлекаемую натуру, бросалась в водоворот многочисленных романов. Она не скрывала, что мужчины интересуют ее лишь в качестве сексуальных партнеров.

— У них нет сердца, — говорила Ирина. Это было ее твердое мнение. Вероятно, образ диктатора-отца на всю оставшуюся жизнь наложил отпечаток на ее восприятие мужчин. Только Мила не верила, что подруга никогда не изменит своего мнения. Она не ждала этого момента, не пыталась повлиять на Ирину, просто имела свое мнение о ее проблемах. У Смысловой не было времени глубоко задумываться над душевными переживаниями подруги. Ее хватало только на короткие, емкие комментарии очередного быстротечного романа. В одном Мила теперь была уверена — Ирина это женщина, остающаяся в гордом одиночестве, с намеками на феминизм, явно скрывающий желание иметь рядом мужчину, обычную семью, детей…

Все должно было быть наоборот. Это Миле не стоило выходить замуж, чтобы всю жизнь мучить единственного преданного мужчину и совершенно не заботиться о сыне. Это Ирина должна была стать хорошей женой и матерью. В ее семье никогда бы не стояла проблема выбора: дом или работа. Кого винить в том, что Мила всегда знала, что выберет? Она никогда этого не скрывала, а Ирина очень удачно подливала масло в огонь. Как вкрадчиво звучал ее голос, когда она жалела свою лучшую подругу. Как же она «понимала» ее, уверяла, что та все делает правильно. В то же время Ирина всегда подчеркивала, что Максим — клад, который достался ей совершенно незаслуженно. А Мила все слушала и радовалась тому, что у нее действительно все так здорово складывается. И пусть Ирка заводит бесконечные романы… Ей это не кажется грязным. Они всегда были разными, зачем же было цепляться за эту «лучшую подружку» и отталкивать Максима? Зачем было демонстративно предпочитать ее общество ему? Мила играла в только ей понятную игру безо всяких правил, логики, здравого смысла. Она думала, что это будет продолжаться вечно, и просчиталась. Максим не выдержал. Такая опора дорогого стоила, и поэтому сразу же после развода Мила поняла, что все делала не так.

После операции Мила чувствовала себя плохо. Она настолько уверила себя, что чуть ли не через несколько часов будет вести активный образ жизни, что теперь снова хандрила. Уколы не прекратились, лекарства, которые приходилось пить, действовали Миле на нервы. У нее началась депрессия, причины которой были не только в послеоперационном синдроме. Врачи не торопились ее выписывать, и это тоже стало причиной беспокойства. Мила жила больничным расписанием: от обхода до отбоя. Она находилась в двухместной палате, куда больше никого не положили. Это преимущество оборачивалось против Милы. Врачи не учли, что одиночество не способствовало ее выздоровлению. Оно ожидало ее дома, а потому тяготило.

Приятным сюрпризом для Милы стали посещения сына. Как Кате удалось уговорить Кирилла, оставалось для Милы загадкой. Она знала, что он такой же упрямый, как его мать. К тому же то, что он думал об их отношениях, то, как он старательно избегал повода для встреч, не было для Милы тайной. Она понимала, что в каком-то смысле потеряла сына, и упущенного нельзя было вернуть. Но ведь и она долгие годы не заботилась о нем. Работа отнимала слишком много времени, на общение попросту не оставалось времени. Но для кого она старалась? В конце концов, она ведь купила ему квартиру, в которой им с Катей, кажется, уютно. Мила искала оправдания былого равнодушия. Да, она была равнодушна. Но рядом с Кириллом всегда был Максим, а это означало гарантию того, что все будет как надо. Теперь Мила думала, что только уверенность в муже придавала ей силы, помогла полностью отдаваться работе и смело подниматься по карьерной лестнице. Роль Максима в ее жизни вырисовалась не второстепенной, а чуть ли не главной. Именно его участие теперь казалось Миле определяющим. Она снова и снова возвращалась к этому. Как же она могла быть такой неблагодарной?

За тот недолгий период, что Мила лежала в больнице, она провела в раздумьях гораздо больше времени, чем за всю жизнь. Не нужно было никуда спешить. Голова была свободна от планов на будущий эфир. Никаких планерок, командировок, забот о внешности. Пожалуй, в последнем Мила расслабилась даже больше, чем нужно, но находила в этом особое удовольствие. Когда ежедневно нужно выглядеть на все сто, так приятно провести несколько дней в полном пренебрежении к чудесам современной косметологии и макияжа, правда, не отказываясь от нанесения крема на ночь и элементарных гигиенических процедур. Ее лицо, тело отдыхало от Шанелей, Карденов, моды и собственного вкуса.

— Мила, тебе невероятно идет стиль деловой женщины с элементами некой легковесности, — так давно и надолго определил ее внешний облик Максим. Конечно, по обыкновению Мила сделала вид, что пропустила услышанное мимо ушей, но для себя сделала вывод и прислушалась к ненавязчивому совету мужа. Как здорово он умел оказывать на нее влияние. Он даже сам не догадывался об этом… Мысли Милы снова и снова возвращались к Максиму. Она была уверена, что он так же часто вспоминает о ней. Она не могла думать по-другому. Как ни странно, но за полгода, что она провела в роли свободной женщины, Мила так и не привыкла к этому качеству. То, о чем она легко говорила, к чему пришел их брак, на деле оказалось довольно скучным, бессмысленным времяпрепровождением. Поначалу, расставшись с Максимом, она чувствовала, что словно бы сбросила с себя непосильный груз. Бесконечные обиды, недомолвки, молчанки, недовольство друг другом свели их брак на нет. Но очень скоро Мила поняла, что отчаянно нуждается в том, от чего так легко избавилась. Парадоксально! Ей был нужен Смыслов, его ответное молчание, скупые диалоги. Ей было жизненно необходимо раздражаться от вопросов, заданных им не вовремя, поглощать его заботу, время от времени снисходя до мимолетной похвалы. Мила хотела ложиться в постель, согретую теплом его тела, вдыхать запах его подушки. Обычно от нее пахло терпким одеколоном — любимый аромат Максима. Миле захотелось снова почувствовать прикосновения его рук, робкий шепот, крепкие объятия. В ней проснулись плотские желания, находившиеся в извечной дреме, когда Максим был рядом и так жаждал ее ласк, нежных слов. Теперь она оказалась в положении Смыслова, который, желая ее, натыкался на постоянные отказы, холодность, раздражительность. Как же он жил все эти годы?