Тигры в красном - Лайза Клаусманн

Хелена тоже засмеялась, хотя и понимала, что шутка не для нее.

Хрипя, Продюсер двигался на ней. Он задыхался. Он был стар. Хелена едва сдерживала смех: этому старику требуется сиделка, а не кувыркания в стогу. Но она понимала, что он рассердится и они не получат денег. Поэтому позволила ему хрипеть дальше, а сама смотрела в потолок.

— Ты настоящая шлюха, — прокашлял он ей в ухо. — Я всегда это знал.

Она чувствовала, что он близок к финалу.

— Мама?

Хелена окаменела. Хрипы Продюсера, свет, постель, вся перекрученная, как вода в сливающемся бассейне. Нет, это невозможно.

— Мама?

Эд. Как она могла забыть про сына? Она оттолкнула Продюсера так сильно, что он упал с кровати и зашелся в судорожном кашле. Села на кровати, прикрыв груди рукой.

Эд стоял в дверях, одетый в пижаму. Странно, как ей могло показаться, что он высокий. Он всего лишь маленький мальчик, вот только глаза у него безжизненные, пустые. И смотрит на нее скорее с любопытством, чем со страхом или злостью.

— Эд, — произнесла она, но обнаружила, что не знает, что сказать.

Эд смотрел на Продюсера, выглядывавшего из-за кровати. Одежда его лежала слишком далеко, и добраться до нее он мог, лишь явив себя во всей красе.

— Сынок… — начал он.

— Я не ваш сын, — сухо ответил Эд. — Вас не должно быть здесь. Моей матери нездоровится.

— Я просто…

Продюсер, похоже, растерялся.

Эд не двигался с места. Он все стоял и стоял. Наконец старик прыгнул вперед, схватил одежду и выскочил из комнаты. Хелена непременно посмеялась бы над тем, как он спасовал перед маленьким мальчиком, если бы только ее сердце не было разбито.

— Эд, родной, — заговорила она, когда Продюсер исчез. Она закуталась в простыню. Вот бы протянуть ему руку, точно предложение мира, но жест, даже сама его идея, — истинный гротеск. — Милый, твой отец. Он так упорно трудится много лет…

Она не могла объяснить это сыну.

— Я понимаю, — сказал Эд. — Исследование.

И с этим он оставил ее одну в залитой светом комнате.

Хелена проснулась от звуков радио.

Во вторник днем автобус с группой молодых борцов за гражданские права, направлявшийся в Бирмингем, штат Алабама, подвергся нападению близ Эннистона.

Ее нервы были точно из стекла, голова пульсировала. Но тошнота исчезла, и она обнаружила, что может сидеть, не испытывая при этом головокружения. Она дотянулась до кувшина и налила воды. Вода оказалась сладкой, с лимонным привкусом, она проглотила ее залпом и налила еще.

— Хелена?

В дверях стояла Ник.

— Как ты себя чувствуешь, милая?

— Голова болит.

— О, родная, ты снова с нами. В стране живых. — Ник пересекла комнату и присела на край кровати. — Ты столько дней вообще не разговаривала. Я уже и не знала, услышим ли мы когда-нибудь снова твой голос.

Ник попыталась взять Хелену за руку, но та отдернула ее.

— В чем дело?

— Мне надо увидеть Эйвери.

— Ясно. — Ник опустила глаза, теребя уголок простыни. — Милая, не думаю, что Эйвери придет.

— Другими словами, ты его не пустишь. Он хотя бы знает, где я?

— Нет, не думаю, что знает. — На лице Ник была маска жалости.

— Не смотри на меня так. Мне не нужна твоя жалость, мне нужно поговорить с мужем.

— Родная, мы едем домой. Тебе нездоровилось. Необходимо тебя подлечить, мы хотим, чтобы ты была с нами, Хьюз и я. Я скучала по тебе и хочу, чтобы ты была рядом.

Хелена рассмеялась, мелкая горячая дрожь прошла по ее легким.

— Ты скучала по мне?

— Да, Хелена, я скучала по тебе. Я хочу…

— Ты хочешь, ты хочешь. — Кожа Хелены снова начала зудеть, так и разодрала бы ее ногтями. — А как насчет того, что хочу я?

— Хелена, бога ради. Будь благоразумной, дорогая. Неужели ты в самом деле думаешь, что лучше вернуться в тот ужасный дом и сидеть там в одиночестве?

— Я не одинока. Я замужем, если ты вдруг забыла.

Хелена увидела, как потемнели глаза Ник.

— Я-то не забыла, — холодно сказала Ник. — А вот твой муж, похоже, забыл.

— Не говори так. — Хелена почувствовала, что силы вот-вот ее оставят. — Я знаю, что он не идеален, в отличие от твоего святого супруга. Но мне нужно поговорить с ним.

— Нет, — медленно ответила Ник. — Нет, прости, дорогая, но я не могу этого допустить. Не сейчас, по крайней мере.

— Ты не имеешь права держать меня взаперти. Не имеешь права разлучать меня с Эйвери.

— Я не держу взаперти. Я пытаюсь защитить тебя, и мне плевать, что ты скажешь.

— Конечно, плевать. Эйвери был прав насчет тебя. На меня тебе плевать. Я твоя тень, на фоне которой ты лучше выглядишь, я получаю твои объедки, когда ты насытишься. У меня не может быть ничего своего, это тебя убивает, верно?

— Как ты можешь говорить такое? — Хелена видела, что у Ник блестят глаза. — Я люблю тебя. Разве ты этого не понимаешь?

— Ну а я тебя не люблю. Уже нет.

— Тебе нездоровится, милая. — Ник встала и направилась к двери. — Ты не понимаешь, что говоришь.

Хелена услышала, как Ник плачет в соседней комнате. И, хотя от этого ей стало немного больно, она была рада.

После выходки с соседским псом Хелена попыталась разобраться с диким гнездом на голове, но потерпела неудачу. Тогда она устроилась в шезлонге у себя в комнате и заснула; очнулась она от стука в дверь. Солнце уже спускалось к воде, она слышала жужжание жуков за окном на лужайке. Знойное лето выжгло траву до бурой желтизны.

— Хелена, — услышала она тихий голос Ник. — Могу я войти, дорогая?

Хелена вздохнула.

Ник, разумеется, не стала дожидаться ответа, толкнула дверь и просунула голову:

— Я не хочу ссориться. Только не в твой день рождения.

Хелена молча смотрела на нее. Она уже столь многого не могла сказать Ник, что не могла сказать ей вообще ничего. Даже если речь о простой любезности или мелких уступках.

— Мы не ссоримся, — произнесла она, чувствуя усталость.

— У меня кое-что для тебя есть. Предложение мира и подарок. Могу я войти?

— Разумеется, ты можешь войти. Это же твой дом.

Ник сделала вид, что не услышала последней реплики. Под мышкой она держала коричневый сверток. Положила на столик возле шезлонга маленькую белую таблетку:

— Я нашла аспирин.