Воспитание свободной личности в тоталитарную эпоху. Педагогика нового времени - Анатолий Ермолин

Сегодня, несмотря на сделанные ошибки, нам нельзя не только останавливаться, но даже притормаживать ни в экономическом реформировании страны, ни в развитии мелкого бизнеса, формирующего у населения ценности среднего класса. Но особенно важно активно вовлекать в эти процессы молодых людей.

Еще полтора года назад, оценивая сказанное выше с учетом созданного в стране путинского идеологического контекста, я, пожалуй, проявил бы скепсис – мол, ничего у нас с изменением модели мышления россиян не получилось. Ан нет! Еще как получилось! Когда сто тысяч человек открыто заявляют власти, что она их не устраивает, – это сигнал к размышлению. Если эти сто тысяч представляют креативный класс и интеллектуальные элиты общества – это призыв к капитуляции. И хотя Кремль пытается выдать произошедшее на Болотной площади за «норковую революцию» и протест «возомнивших о себе московских хипстеров», всем аналитикам уже понятно: человеческий капитал, определяющий стратегические направления развития российского государства, вошел в непреодолимое противоречие с правящими властными элитами. А значит, последние обречены.

В нашей стране воспитание молодого поколения осуществляется в основном системой образования (соответствующими министерствами) и системой работы с молодежью (комитетами по делам молодежи). Несмотря на то что на федеральном уровне их формально объединили в структуре министерства образования, в регионах они продолжают жить сами по себе, активно конкурируя друг с другом.

Комитеты по делам молодежи – или «Комитеты по борьбе с молодежью», как их немило называют деятели образования, – по определению находятся в менее выгодном положении, поскольку молодежь школьного возраста чисто физически большую часть своего времени находится именно там, где ей положено быть, – в образовательных учреждениях. Так что школа – территория для этих комитетов малодоступная. Если помните, в советское время все было наоборот – школьную воспитательную политику определяли именно комитеты ВЛКСМ через патронируемую ими пионерию.

В результате за 20 лет, прошедших после начала перестройки, в области работы с молодежью был проведен строгий водораздел по возрастному принципу. В высоких кабинетах министерства образования мне даже сделали замечание: «Вы все время говорите “молодежь”. Это неверно. Мы работаем с детско-юношеской аудиторией. Молодежью занимаются другие ведомства». Вот и получается, что реально формированием личности молодого российского человека на региональном уровне занимаются не очень ладящие между собой ведомства – департаменты образования и молодежные структуры, имеющие свой статус в местных иерархиях.

Кто бы подсказал, как объяснить коллегам необходимость сквозной воспитательной политики, направленной на детей и молодежь от рождения до реальной взрослой автономии?

Согласитесь, поздно говорить о формировании гражданских ценностей у молодых людей, когда им уже стукнуло 18 лет. К этому возрасту такие ценности или есть, или их уже не будет никогда. С другой стороны, глупо оспаривать необходимость специализации воспитательной работы с учетом возрастных особенностей молодых людей. Но выход есть – договориться о приоритетах на различных этапах развития подрастающего поколения, взяв за основу национальную стратегию воспитания, устраивающую и государство, и общество.

Скепсиса ради тут уместно вспомнить мою единственную личную встречу с Василием Якеменко, который, став председателем Федерального агентства по делам молодежи – в народе Росмола, – пригласил меня на откровенный разговор.

Я долго думал, стоит ли мне встречаться с моим главным идеологическим оппонентом по молодежным практикам, идеологом «нашизма» и создателем движения «Идущие вместе». Принимая во внимание, что он стал главным российским чиновником по делам молодежи, а я все еще был депутатом российского парламента и руководителем подкомитета по международной молодежной политике в комитете по международным делам, я решил: встрече быть.

В главном здании Росмола меня уже ждали: за большим овальным столом сидел сам Василий Григорьевич, слева и справа от него – по два сотрудника его ведомства, зама или помощника. Сидя на противоположной стороне, я почувствовал себя в меньшинстве.

Минут сорок Василий задавал мне вопросы. Держал он себя как экзаменатор по теории управления на защите строптивого аспиранта. Блок за блоком, не спеша, я рассказывал своим собеседникам о «Новой цивилизации», скаутах и лидерских программах ЮКОСа.

В конце концов Василий открыл мне «страшную тайну»:

– Мы в курсе, что в ЮКОСе были разработаны лучшие в России программы по работе с молодежью. Мы их тщательно изучили и даже взяли на вооружение.

– И?.. – чуть было не вырвалось у меня.

Выдержав паузу, Якеменко сформулировал свое предложение. У нас это называлось «вербовка в лоб»:

– Предлагаем вам и вашей команде теперь работать на нас: денег дадим, сколько захотите. Губернаторов нагнем – рычаги для этого есть. У меня есть только три условия. Никаких контактов с Западом. Никаких скаутов. И всю политику определяю я!

«Странные люди, – закрутилось у меня в голове. – Неужели они и вправду считают, что всех можно купить, если правильно определить цену вопроса? Неужели они не понимают, что на таких холуйских условиях человек, преданный своей идее, просто не сможет ничего сделать? Опираясь даже на самые крутые технологии и методические приемы! Он просто потеряет себя, а значит, лишится энергии и мотивации к проявлению воли».

Впрочем, может, в этом и состоял смысл сделанного мне предложения?

Вскоре выяснилось, что подобные кадровые подходы применялись не только ко мне. Когда посадили Ходорковского и в регионах начали активно развиваться прокремлевские проекты, такие как «Наши» и «Молодая гвардия», туда были приглашены многие молодые лидеры, заявившие о себе в «Новой цивилизации». Интуитивно чувствуя ситуацию двойной лояльности, ребята начали звонить мне с вопросами, как быть.

Это был сложный вопрос: с одной стороны, я понимал, что звонят мне не потому, что просят совета, а потому, что хотят снять с себя моральную ответственность за уже сделанный выбор. Мне это было неприятно.

С другой стороны, подтолкнуть молодого парня или девушку из городка с населением восемьдесят тысяч человек встать в оппозицию к официальной молодежной политике означало сломать ему карьеру прямо на старте. В таких городках всех «идущих против» знают наперечет и трудоустроиться людям из черного списка в приличных по местным меркам местах практически невозможно.

Что мне оставалось? Я сказал, что никаких проблем в этом не вижу, главное – не усердствовать в откровенно подлых делах и по возможности продолжать развивать такие же интересные и полезные людям проекты, какие были у нас в «Новой цивилизации».

Сегодня я наблюдаю у таких ребят серьезный моральный дискомфорт: многие жалуются, что, даже работая в неполитических проектах «нашистов» (ветеранских, детских, социальных и т. п.), они испытывают груз откровенного неуважения к себе со стороны значительной части окружающих.