Первые в космосе. Шаг в неизвестность - Антон Первушин

После смерти Сергея Павловича Королева в его архиве обнаружили перевод статьи из гамбургской газеты «Ди Вельт» под названием «Пионер или подопытный кролик?», опубликованной 15 апреля 1961 года. В ней некий Себастьян Хаффнер ставил под сомнение значимость полета Гагарина с технической точки зрения: «Неужели действительно можно поверить в открытие новой главы в истории человечества, если человек, правда, добровольно, успешно повторил принудительные достижения животных? Заслуга Юрия Гагарина, которую никто не хочет преуменьшить, состояла исключительно в том, чтобы предоставить себя в распоряжение в качестве подопытного объекта Сам он не мог внести никакого вклада в удачу этого эксперимента. В своей кабине он был не капитаном, а лишь полезным грузом».

Сергей Королев выделил этот абзац. Главный конструктор был очень умным человеком и уже тогда разглядел опасность подобного подхода. Казалось бы, кому какое дело до мнения какого-то немецкого эксперта? Однако и тогда, и теперь в книгах и фильмах упор делается именно на медико-биологических аспектах первого космического полета. То есть Юрий Гагарин предстает в них испытуемым – участником медико-биологического эксперимента наподобие мышей, кроликов и собак, которые летали в космос перед ним. И когда в 1970-е годы, после проигрыша лунной «гонки», в Советском Союзе наступило общественное охлаждение к космическим делам, такой подход стал казаться сам собой разумеющимся. В ходу появилась даже байка, будто бы Юрий Гагарин во время очередного банкета признался, что не знает, первый ли он космонавт или последняя космическая собака. Кстати, шутка совсем не в духе Юрия Алексеевича. К тому же он-то как раз хорошо знал, зачем побывал в космосе и что ему довелось пережить. И это знал бы любой из скептиков, если бы отчет Гагарина о полете был опубликован вовремя, а не через десятки лет.

Объем книги не позволят нам привести отчет целиком, но мы зафиксируем важный содержательный момент – научно-технический вклад Юрия Гагарина, сделанный по итогам его орбитального рейса. 13 апреля 1961 года на даче под Куйбышевым состоялось заседание Госкомиссии, на котором космонавт в течение трех часов обстоятельно рассказывал о полете, о невесомости, о работе корабля, о своих ощущениях и наблюдениях. В завершение он ответил на многочисленные вопросы. Разумеется, не упустил Гагарин и важнейших деталей: проблемы с магнитофоном, «кордебалет» после выдачи тормозного импульса, задержка с разделением отсеков, обрыв фала НАЗа, трудности с клапаном дыхания.

Участники заседания вели записи, которые сегодня стали доступны для изучения. По ним очень легко судить, что волновало конструкторов ракетно-космической отрасли и почему рассказ Гагарина был важен для них.

К примеру, поводу магнитофона: «Неудобно при автоматическом [управлении] – магнитофон зря расходует пленку. Лучше вручную». По поводу космического «кордебалета»: «Включ[ение] ТДУ мягкое; выключ[ение] резкое по перегрузкам и пр[иборам], произошел резкий толчок и К-С начал вращаться!? Сильно (~30 °/сек)!». По поводу задержки с разделением: «И долго не было разделения; см. сигналы в окошках пульта!?». «Разделение произошло – 10 ч 25 м 57 сек (расчет) 10 ч 35 м (фактическое)? См. в чем дело?» По поводу НАЗа: «НАЗ – оторвался!». По поводу клапана: «При парашютировании трудно открыть клапан дыхания!».

Ясно, что пометки сделаны для устранения актуальных недоработок в системах корабля «Восток» и скафандра «СК-1». Однако главный конструктор смотрел и в перспективу: «Хорош ли обзор на К-С? (см. для „Север“ надо особо решать)». «См. он не знал высоты над Землей! – надо делать приборы». «Сравнить то, что чувствовал пилот и что в это время записали приборы». «Вентилятор сильно гудит и мешает». «Скафандр нужен только при разгерметизации, т. е. на аварийный случай».

Все эти короткие, но емкие записи повлияли на процесс конструирования новых космических кораблей «Север», создаваемых для полета на Луну и известных сегодня под названием «Союз».

Так и осталась не решена проблема позднего разделения отсеков корабля. Только после суточного полета Германа Титова на «Востоке-2», состоявшегося 6–7 августа 1961 года, специалисты смогли определить, что причиной неотделения гермоплаты кабель-мачты на первых кораблях-спутниках стала монтажная ошибка: провода, по которым поступала команда на отстрел гермоплаты, были проложены через пироножи, а срабатывание пироножей происходило на секунду раньше команды. Ошибка была исправлена, и при следующих запусках «Востоков» кабель-мачта отделялась нормально.

Случай Юрия Гагарина тоже списали на монтажную ошибку. Но когда о проблемах первого полета стало можно говорить открыто, сразу возникли сомнения. Ведь оставался вопрос: а что вызвало космический «кордебалет»? Ответ был получен только в начале XXI века – причиной оказался описанный выше сбой в работе тормозной двигательной установки. Аварийная ситуация, сложившаяся во время схода корабля Юрия Гагарина с орбиты, была и остается уникальной.

Хотелось бы особо отметить, что с самого начала обучения в отряде слушатели, которые, как мы помним, были всего лишь кадровыми офицерами из дальних гарнизонов, принимали участие в создании космических кораблей, выступая в качестве летчиков-испытателей, но еще важнее – в самой процедуре подготовки будущих космонавтов. Без них это было бы невозможно. И, конечно же, особое значение имела деятельность лидирующей «шестерки» и персонально Юрия Алексеевича Гагарина, который первым испытал новую технику в реальных условиях полета и сумел адекватно рассказать инженерам о возникших проблемах. Можно уверенно говорить, что космонавты «гагаринского» набора были полноценными соавторами-рационализаторами проекта «Восток». Именно в таком качестве они и должны войти в историю.

Одновитковой полет Юрия Гагарина был величайшим историческим событием. Однако и корабль, и космонавт готовились совсем к другому путешествию. «Восток» был уникальной комплексной системой, способной поддерживать жизнь пилота на орбите на протяжении десяти дней. С помощью этого корабля можно было достоверно установить, как воздействуют космические факторы на человека, на его здоровье и работоспособность. Чтобы получить ответы на тревожащие вопросы ученых, в космос отправился Герман Степанович Титов.

В том, что вторым после Гагарина на орбите будет Титов, никто в отряде космонавтов не сомневался. Двадцатипятилетний военный летчик был одним из наиболее подготовленных кандидатов. Примечательно, что до полета «Востока-2» имя Титова, как и других членов отряда космонавтов, оставалось засекреченным. Даже Гагарин не имел права раскрыть его. Рассказывая о своем дублере в документальной повести «Дорога в космос», Юрий Алексеевич писал так:

«Вместе со мной в комнате на другой койке расположился Космонавт Два. Уже несколько дней мы жили по одному расписанию и во всем походили на братьев-близнецов. Да мы и были братьями: нас кровно связывала одна великая цель, которой мы отныне посвятили свои жизни. Космонавт Два сидел ко мне в профиль, и я невольно любовался правильными чертами красивого задумчивого лица, его высоким лбом, над которым слегка вились мягкие каштановые волосы. Он был тренирован так же, как и я, и, наверное, способен на большее. Может быть, его не послали в первый полет, приберегая для второго, более сложного».