Преемница темного мага - Ирина Матлак

— Это твой следующий вопрос? — чуть прищурившись, вкрадчиво поинтересовались у меня.

Вот же… пират!

Впрочем, стоило признать, что возмущаюсь я зря. Он мог спрашивать о чем угодно, но почему-то предпочел задать те вопросы, ответы на которые могли меня взбодрить и укрепить веру в себя.

Торопиться нам было некуда. Флинт, судя по расслабленному виду, был не прочь продолжить эту своеобразную игру, и я не заставила себя ждать.

— Кем были твои родители?

Ши знает, почему я тоже спрашивала совсем не о том, о чем собиралась изначально. Должно быть, сама окружающая атмосфера — легкий полумрак, недопитый чай и тепло дома влияли на внутреннее состояние и подталкивали говорить о чем-то личном.

В самом деле, кто еще может похвастаться, что знает факты биографии самого загадочного капитана пиратов?

— Кем были мои родители? — криво усмехнувшись, переспросил Флинт, и я почувствовала, что его настроение несколько изменилась. — То есть ты их уже заочно похоронила?

— Это твой следующий вопрос? — вернула шпильку я.

Мне даже с деланым восхищением поаплодировали, а потом все же снизошли до ответа:

— Мать с родственниками не ладила. Дед мой был самых строгих правил — взял и выгнал ее из дома, после того как так называемый возлюбленный воспользовался ею и бросил. Только в лачуге у моря поселиться позволил, которую когда-то приобрел в довесок к небольшому судну. Какое-то время она пыталась работать на местную банду контрабандистов, но в итоге стала торговать телом. Отца, как ты понимаешь, при таком ее образе жизни я не знал. Когда она умерла от прокатившейся по острову эпидемии, меня забрала к себе двоюродная тетка. Собственно, в ее доме мы сейчас и находимся. Тетка, к слову, тоже долго не протянула, как и дед. В одиннадцать я остался вверен самому себе. Госпожа Герра, правда, пожалела «бедного сиротку» и помогала, чем могла.

Сказать, что я была потрясена, — это не сказать ничего. Никогда даже вообразить не могла, насколько трудным у Кайера Флинта было детство. Мне тоже довелось испытать много лишений в раннем возрасте, но все же по сравнению с тем, через что прошел он, они несколько меркли. Хотя… нет. Скорее, в этом наши судьбы были очень схожи. Я стояла на паперти, но у меня был какой-никакой, пускай и вечно пьющий отец. У него не осталось родни, зато была госпожа Герра.

И все же…

Еще некоторое время назад я не могла представить Флинта ребенком. А теперь предельно четко видела перед собой лежащего на кровати одинокого мальчишку, царапающего на стене «пиратскую» карту…

— Синеглазка, умоляю, только не нужно сейчас смотреть на меня, как обычно смотришь на брошенных морских котят. — Флинт поморщился. — Все это — в далеком прошлом. Если бы меня до сих пор грызла обида на давно померших родственничков, я бы тебе о них не рассказывал.

Да, он говорил о давно минувших днях легко и равнодушно, даже с налетом извечной саркастичности, но… как бы то ни было, такие вещи не проходят бесследно. Раны-то время затягивает, а вот шрамы остаются. Кому, как не мне, об этом знать.

— Каково это — просить милостыню? — неожиданно спросил пират.

И вот на сей раз помимо того, что вопрос застал врасплох, он еще и оказался подобен удару под дых.

— Не только тебе копаться в невеселом прошлом, — заметив, как я вздрогнула, произнес Флинт, неотрывно глядя мне в глаза.

— Это… — начала я и замолкла.

Мне пришлось собираться с силами, чтобы ответить. Никогда и ни с кем я не обсуждала эту тему. Это был как раз тот шрам, который дает о себе знать даже спустя долгие годы. Ноет, напоминая о тех моментах, которые хочется вычеркнуть из памяти навсегда. И все же промолчать сейчас значило согласиться на исполнение желания, чего я допускать уж точно не могла.

Вопрос затрагивал лишь меня, поэтому, собравшись, я все-таки ответила:

— Это… ужасно. Доволен?

— Я — нет. — Флинт пожал плечами. — Конечно, я не житель Поднебесья, но, если думаешь, что спросил об этом, чтобы сделать тебе больно, ты ошибаешься. Знаешь, в чем суть темной магии?

— Сейчас моя очередь задавать вопрос.

— Ши с ним, — отрезал Флинт, продолжая смотреть мне в глаза. — Темная магия черпает подпитку из наших негативных чувств и воспоминаний. Ты до сих пор не можешь отпустить прошлое. Пусть ты забываешь о нем на время, оно все равно преследует тебя. И пока ты не подавишь эти воспоминания, пока не перестанешь испытывать что-то, возвращаясь к ним, полностью подчинить свою темную магию тебе не удастся. Скажи, Фрида, — услышав вместо привычного «синеглазка» свое имя, я снова непроизвольно вздрогнула, — что ты подразумеваешь под словом «ужасно»? Каково это, когда на тебя смотрят в лучшем случае с брезгливой жалостью? Когда презирают, но, чтобы показаться лучше, чем есть на самом деле, бросают в протянутый жестяный стаканчик пару монет? Когда они — такие разодетые, богатые, берущие от жизни все, проезжают мимо в дорогих каретах, грязь из-под колес которых обдает тебя с ног до головы?

Я не думала, что сегодня еще раз к глазам подкатят слезы. Но не разочарования — злости. Возмущения, обиды, негодования! Флинт словно заглянул в самые потаенные уголки моей души — те, в которые я запрещала заглядывать даже самой себе, и вытащил наружу все, что там находилось.

Непроизвольно поднявшись, я дала волю вспыхнувшим во мне чувствам:

— Что ты хочешь услышать? Да, ши возьми, просить милостыню — это больше чем просто ужасно! Это унизительно и больно. Единственное, что сдерживает порыв сбежать, — понимание, что если у тебя не будет этих с презрением отданных монет, то не будет и ужина! Это отвратительно, когда все в школе знают: вместо того чтобы идти домой, ты идешь на «Ледянку», где стоишь рядом с другими нищими! И гордость приходится усмирять, и слезы сдерживать, потому что жалость в глазах прохожих ранит самолюбие не хуже того же презрения! И да, мне до сих пор больно об этом вспоминать! Я только пару лет назад перестала прятать сухари на черный день! Это… это так просто не отпускает…

Смахнув ненавистные, все-таки выступившие слезы, я прикрыла глаза, стараясь успокоиться. Сама не знала, что со мной сегодня творилось, — видимо, просто навалилось все и сразу. А говорить о своем прошлом равнодушно, как Флинт, я так и не научилась…

— Тебе больше никогда не придется стоять на «Ледянке», — прозвучал его серьезный голос, и хотя мои глаза были закрыты, я знала, что он все еще в упор на меня смотрит. — Ты это знаешь, но по-настоящему поверить не можешь. А должна. Ты не была виновата в той ситуации. Тебе нечего стыдиться. Просто прими это. Станет легче, поверь.

Разговаривать с закрытыми глазами почему-то было проще, и, не открывая их, я глухо спросила:

— Зачем тебе это? Зачем ты мне об этом говоришь? А, ну да, — сменила тон, решив избавиться от невыносимой серьезности, к которой повернул разговор. — Ты же хочешь собрать кристалл душ. А для этого я нужна тебе целой и невредимой. Чтобы темная магия меня не уничтожила, ее нужно обуздать. А чтобы обуздать, следует победить свои давние страхи. Я права?