100 дней Фолклендов. Тэтчер против Аргентины - Патрик Робинсон

сектора: «Конкеррор» в юго-западном и юго-восточном секторе, «Спартан» – северо-западном, а «Сплендид» – в северо-восточном. Обе северные подлодки часто меняли свои позиции. Никому не позволялось нарушать границу и входить в чужой сектор. Все это несколько дней спустя привело к серьезным последствиям, но я должен с гордостью заметить, что никогда или по крайней мере не так уж часто употреблял по отношению к ним фразу: «Я же говорил».

А время шло… Несмотря на плохую погоду и некоторую задержку, мы достигли определенного прогресса в продвижении на юг. Ударная группа была наконец собрана. В среду, в полдень, мы провели всеобщее учение по ПВО, результаты которого прибавили оптимизма каждому из нас. Мы обнаружили и отогнали «грабителя» в ста тридцати милях от нас, когда он повернул в сторону заходящего солнца.

В тот вечер я написал письмо Шарлотте, которое начиналось такими словами:

Дни проходят удивительно быстро без реальных политических изменений. Нельзя не почувствовать, что здесь происходит что-то необычное. Действительно ли придется нам воевать? Я ли ответствен за судьбы пятнадцати тысяч людей и самого большого флота, который собран за последние тридцать пять лет? Я никогда не претендовал па место в какой бы то пи было исторической книге и не испытываю особого энтузиазма от такой перспективы, особенно, если для этого требуется посылать па передний край своих старых друзей… Картина мрачная, и политики, вероятно, попытаются связать мне руки, а потом обвинить в том, что я не смог вытянуть для них каштаны из огня…

День продолжается. Большинство планов па первые дни сражения готовы. Они по определению очень гибкие. Я их проанализировал и поэтому чувствую па душе облегчение.

Безусловно, за последние дни и часы количество вариантов сокращается, и решения принимаются несколько легче. Даже мысль о смерти воспринимается не как мало вероятная, а такой, каковой она является – вероятной и, возможно, неизбежной. Может быть, этого и не произойдет, если делать все возможное. Хотя, в общем-то я чувствую облегчение от того, что паша часть дела па ближайшие несколько дней почти закончена. Это будут напряженные дни и необходимо взять себя в руки, хорошо отдохнуть для того, чтобы быть готовыми ко всему.

Вы, очевидно, почувствовали, что возможные реальности войны начинали воздействовать и на меня. Запись в моем дневнике, сделанная около полуночи, гласит: «Погода улучшилась, и мы использовали затишье перед следующим штормом для дозаправки. Окончательные приготовления для схватки уже почти завершены – надеюсь, политики вовремя отступят, иначе многим людям придется остаться здесь навсегда».

Четверг, 29 апреля. До ВИЗ примерно пятьсот миль. Мы потратили большую часть дня на дозаправку и пополнение запасов, так как очень скоро все это сделать будет не так просто. «Бриллиант» и «Плимут» присоединились к нам после возвращения с Южной Георгии. Капитан 1 ранга Коуард прилетел ко мне для подробного доклада о боевых действиях, а также о печальном инциденте на борту подводной лодки «Санта Фе».

После захвата «Санта Фе» несколько морских пехотинцев прибыло на борт контролировать действия аргентинского экипажа, обслуживающего корабельные системы. В центральном посту подводной лодки морской пехотинец приказал механику прекратить возиться с каким-то механизмом управления. Но механик продолжал свое дело, и морской пехотинец, напуганный тем, что он пытается затопить лодку, сделал ему последнее предупреждение. Когда и оно было проигнорировано, он выстрелил и убил его.

Я думаю, капитан 1 ранга Коуард решил, что эти действия могли быть расценены в официальных инстанциях в лучшем случае как «чрезмерно опрометчивые», а в худшем – как несовместимые с Женевской конвенцией. Я должен был узнать прежде всего его мнение, поскольку Коуард отвечал за «Санта Фе», когда это случилось. Возможно, он интуитивно полагал, что я буду солидарен с морским пехотинцем: война есть война. Как бы ни было грустно, недоразумения и несчастные случаи всегда будут сопровождать людей, оказавшихся в незнакомой ситуации рядом с противником, действия которого будут казаться угрожающими.

Той ночью опустился самый настоящий туман, как в Англии в ноябре. Он окутал ударную группу серым покрывалом холода и сырости. Ветер стих, и, хотя море успокоилось, мы отменили все полеты из-за нулевой видимости. После обеда я провел совещание с моими командирами. К полуночи мы знали, что никакого политического прогресса не достигнуто. Находясь один в своей каюте, я писал домой: «Время истекло. Я должен буду войти в зону, производить агрессивные шумы у Порт-Стэнли и начинать терять людей. Не совсем так я предполагал этой поздней осенью отметить свое пятидесятилетие!»

За тихой ночью – у тумана есть свои достоинства – последовал еще один напряженный день, который мы использовали для полной заправки топливом и подготовки к заключительному подходу. В конце дня один из «Харриеров» в ходе патрулирования обнаружил рыболовецкое судно, которое было классифицировано как канадское исследовательское судно под названием «Нарвал». Тогда я этому значения не придал.

Находясь в двухстах пятидесяти милях от ВИЗ, мы получили из Лондона новые Правила ведения боевых действий. Войдя в зону, я имел право открывать огонь по любому боевому кораблю или самолету, находящемуся в этой зоне и классифицированному как аргентинский.

Пока мы готовились к заключительному подходу к островам, президент Рейган ввел против Аргентины военные и экономические санкции, похоже, к большому удивлению хунты. Аргентинцы ничего не знали о распоряжениях Каспара Уайнбергера, в соответствии с которыми нам предоставили ракеты класса «воздух-воздух», боеприпасы, топливо, инфраструктуру на острове Вознесения, некоторые спутниковые каналы связи и другую помощь. В течение нескольких недель практически ни в чем не было отказано, кроме самолетов ДРЛО и большого ударного авианосца, который необходим для их использования. Но это означало бы, что американцы напрямую вовлекаются в боевые действия и намного превышало бы то, на что мы надеялись. Британия всегда была готова сражаться со своим врагом одна, если дело доходило до этого.

После того, как я прочитал и переварил наши новые Правила ведения боевых действий, главком позвонил мне по спутниковому каналу и сообщил: «Идти». Мне официально давали разрешение следовать в ВИЗ и начать процесс освобождения Фолклендских островов.

Тактическая ситуация с нахождением аргентинского флота стала более ясной. К северо-западу от нас находился их авианосец «Вентисинко де Майо» с двумя эсминцами охранения. На его палубе могло быть порядка десяти истребителей-бомбардировщиков, а также несколько хорошо подготовленных для нанесения ударов по надводным кораблям «Супер-Этандаров» с ракетами «Экзосет». На юго-западе – легкий крейсер «Генерал Бельграно» с двумя эсминцами охранения, каждый из которых имел восемь ракет «Экзосет».

Поскольку я шел на запад, в район Порт-Стэнли, чтобы ввести их в заблуждение относительно района высадки, то мне казалось, что