Заговор графа Милорадовича - Владимир Брюханов

Капитан Гвардейского генерального штаба Никита Муравьев оказался в глуши провинциального Минска. В свободное от службы время общаться было совершенно не с кем: местное дворянское общество было там тогда преимущественно польским и не импонировало патриотичному заговорщику; не могло быть и регулярного общения с прежними единомышленниками. Но Никита не загрустил и не опустил руки, а занялся делом. К осени 1821 года относится начало его работы над проектом российской конституции.

Чуть позже тоже сидевший в глуши Пестель стал совершенствовать собственный проект — так называемую «Русскую Правду». С 1823 года теоретические дискуссии Муравьева с Пестелем о будущем России стали неизменным атрибутом быта Тайного общества. Пестель оставался по-прежнему республиканцем и ратовал за поголовное истребление царской фамилии, а Муравьев почему-то склонился к конституционной монархии.

Для российской прогрессивной интеллигенции еще XIX века, а тем более советских времен, вопроса не было в том, какой вариант прогрессивнее. Была правильно отмечена и связь изменений взглядов Никиты с его отказом от решительной революционной тактики — это только усугубляло печальную эволюцию Муравьева от прогресса к регрессу. Что же касается сути конституции, то и тут подчеркивалась очевидная прогрессивность отдельных пунктов Пестеля. Как обычно, существо возникшего конфликта осталось на перефирии интересов историков.

Мы не будем заниматься сравнением содержания проектов конституций Пестеля и Муравьева — во-первых, потому что это подробно сделано до нас, а во-вторых, потому что не считаем конституционные декларации существенным элементом государственного строя и политического режима.

Как известно, конституция Либерии, списанная с конституции США, не уберегла многострадальную африканскую страну от государственных переворотов и тоталитарных режимов. Советская конституция 1936 года не спасла от расправы даже ее автора — горе-теоретика Н.И.Бухарина. Борьбу же с коммунистическим режимом отечественные диссиденты-правозащитники, с легкой руки А.С.Есенина-Вольпина (наш брат — математик!), вели не против коммунистической конституции, а за ее соблюдение!

В наше время в Западной Европе и в остальном цивилизованном мире процветают как республики, так и конституционные монархии. Хотя каждая страна отличается от остальных, но едва ли ее прогрессивность и реакционность (что бы под этим ни понимать в рамках современных реалий) может оцениваться по тому, республика она или монархия. А вот в западноевропейских условиях XIX века отличия были действительно принципиальными. Дело в том, что в ту эпоху сходили со сцены абсолютные монархии, взамен которых и создавались конституционные монархии или республики. Именно в тот переходный период и была столь существенна разница между последними.

Конституционная монархия могла родиться как вследствие насильственной революции или государственного переворота, так и в результате ненасильственного или почти ненасильственного соглашения оппозиции с правящим монархом, не желавшим рисковать собственным свержением и полной утратой прежних государственных форм — таких сюжетов тогда хватало! Республики же рождались исключительно насильственным путем!

Еще в 1820 году и Пестель, и Муравьев считали возможным для России только последний вариант. В 1821 году Никита Муравьев так уже не считал — вот это и было самым важным! Похоже на то, что Никита Муравьев еще в Минске понимал, для чего берется за свой труд.

Отметим, что и его собственные личные настроения в данный период также никак не гармонировали со стремлением к насильственному внедрению республиканского строя! Он мечтал о будущем, и мечты эти носили весьма специфический характер. Никита писал к матери в декабре 1821 года: «Мне необходимо нужно приехать в Петербург, чтобы осмотреться и выбрать какого-нибудь генерала, — я готов идти в адъютанты ко всякому — непростительно в мои лета рассуждать, что теперь мне хорошо, стало быть и впредь так будет» — типичная философия кокотки на подходе к зрелым годам!

Между тем, убедившись в отсутствии непосредственной опасности государственного переворота, но на всякий случай предохранив столицу от возвращения гвардии, Александр I счел возможным вернуться к проблеме престолонаследия.

К 12 декабря 1821 года (день рождения Александра) в Петербурге собрались все великие князья и оставались затем в столице до начала февраля.

Когда Константин приехал в Петербург, на него насели две любимые им ближайшие родственницы — мать Мария Федоровна и сестра Мария Павловна — и уговорили, раз уж все так получилось, уступить право на трон младшему брату. Константин покорился, и 14 января 1822 года составил послание, которое подверглось правке Александра.

Сравним текст до правки Александра и после нее. Константин, сославшись на отсутствие дарования, сил и духа, нижайше попросил Государя передать его «право на то достоинство», которое по рождению принадлежит ему, Константину, тому лицу, кому это право принадлежит после него. Далее Константин написал (выделим слова, подвергшиеся правке): «Сим самым я могу дать еще новый залог и новую силу тому обязательству, которое я дал при случае развода моего с первой моей женой. Все обстоятельства нынешнего моего положения меня наиболее в сем убеждают и будут пред государством нашим и светом новым опытом и новым залогом в непринужденном моем на то согласии, будучи торжественно сделано».

После правки Александра получилось: «Сим могу я прибавить еще новый залог и новую силу тому обязательству, которое дал я непринужденно и торжественно, при случае развода моего с первой моей женой. Все обстоятельства нынешнего моего положения наиболее к сему убеждают и будут перед государством нашим и светом новым доказательством моих искренних чувств».

Как видим, Константин и Александр придерживаются различных оттенков, характеризуя прошедшие и настоящие события. Если Консантин рискнул на новый опыт заключения искреннего соглашения с братом, то его ожидал результат еще худший, чем предыдущий.

Так или иначе, но Александр заполучил бумагу, и мог, наконец, придать делу официальный ход. Константин же снова поведал Михаилу, что вот теперь-то его отказ от прав на престолонаследие окончательно решился!

Казалось бы, теперь ничто не мешало выполнить обещание, данное еще два с половиной года назад Николаю царем по собственному побуждению, никем извне не спровоцированному. Вместо этого Александр задумывается, и 2 февраля выдает ответ цесаревичу такого содержания: «По вашему желанию предъявил я письмо сие любезной родительнице нашей. /…/ Нам обоим остается, уважив причины, вами изъясненные, дать полную свободу вам следовать непоколебимому решению вашему, прося всемогущего Бога, дабы он благословил последствия столь чистейших намерений», — иными словами, благородный цесаревич нижайше попросил царствующего брата освободить его от докучливых обязанностей цесаревича, а еще более благородный царь с благороднейшей их обоих матушкой дали полное право цесаревичу самому решать вопрос о реализации его благородных намерений.