История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей

Разумеется, все эти шумные забавы происходили с подачи Беатриче. Отношения между двумя герцогинями, каковы бы ни были их внешние проявления, все же не улучшались. Положение герцогини Милана становилось все более и более унизительным. Супруг Изабеллы д'Эсте, который весьма неодобрительно следил за безумствами миланского двора, с возмущением описывал один случай, когда Джан Галеаццо забыли после охоты, и никто не обратил ни малейшего внимания на его отсутствие, словно бы его вовсе не существовало. Тротти пишет о том, как герцоги со своими герцогинями отправились на майскую охоту, в соответствии с ломбардским обычаем, первого мая 1492 года, в сопровождении своих сокольничих и значительной свиты, в составе которой находился и он сам. На герцогинях были шляпки во французском стиле, усыпанные драгоценными камнями, «но жемчужины у герцогини Бари были значительно крупнее и лучше, чем у герцогини Милана». Тротти в мельчайших деталях описывает их наряды. Остальные дамы были одеты в том же стиле, но без драгоценностей.

Добродушный Тротти сам играл роль некоего придворного шута. На карнавале 1485 года Людовико заставил его, сменяя сотню масок, подавать им миланский ужин, отправив ему затем весь сыр в порядке компенсации. Но с появлением Беатриче, этой безжалостной юной любительницы охоты, для посла ее отца наступили еще более худшие времена. В недобрый час он признался, что не любит лисьих и волчьих щенков, поскольку «они неприятно пахнут и кусаются». Зная о том, какой ущерб наносят эти животные, Людовико требовал от крестьян Виджевано, чтобы те приносили ему столько, сколько смогут. Теперь же их складывали в мешки и корзины и отправляли Тротти. Его слугам приходилось затем целыми днями их отлавливать. Даже в Милане он не чувствовал себя в безопасности. Людовико присылал их и сюда и приказывал выпускать их у него в саду, где они уничтожили всех его цыплят. Тротти жаловался, что они прыгали словно демоны у него под носом и требовалось три или четыре часа, чтобы убить их. Людовико велел ему описывать эти практичные шутки в его посланиях в Феррару.

Хорошо известно мнение Якоба Буркарда о герцоге Моро: «Будучи прекраснейшим образцом деспота этого века, он, в качестве его естественного продукта, почти не поддается нашей моральной оценке. Несмотря на совершенную безнравственность используемых им средств, он применял их с величайшей изобретательностью; вероятно, он более чем кто-либо был бы изумлен, узнав, что человек несет моральную ответственность за выбранные им средства, точно так же, как и за результат своих действий».

Людовико проявил административный талант Висконти, умело организовав свое государство, хотя его расточительность и расходы на ведение войн, в которые он был втянут, быстро истощали его финансовые ресурсы. В целом он удачно подбирал своих министров. О Маркезино Станья мы уже упоминали. Главным секретарем герцога был Бартоломео Калько, который играл при Моро почти ту же роль, что и Чикко при его отце. Это был человек с незаурядными способностями и большим жизненным опытом — «высочайшей души, совершенного благородства и добронравия», как выражается Корио. Через его руки проходила вся переписка с послами и иностранными дворами, как, впрочем, и большая часть его договоров с художниками и другими работниками, нанимавшимися к нему на службу. Именно он обязан был вскрывать письма, приходившие из зачумленных областей.

Чума в то время была источником великих бедствий. Людовико прилагал немалые усилия для борьбы с ней. Во времена голода и чумы, пишет Джовио, он уделял должное внимание снабжению продовольствием и пресечению болезни. В 1485 году во время страшной вспышки эпидемии Корио, оказавшись в вынужденном заточении, начал писать свою историю Милана. В городе с населением триста тысяч чума произвела ужасное опустошение, унеся жизни около пятидесяти тысяч жителей. Людовико Милан обязан своим огромным чумным лазаретом, строительство которого началось после его выздоровления от тяжелого недуга в 1488 году. Подобно другим государям Италии того времени, Моро стремился наполнить улицы своего города светом и воздухом, расчищая их от складов, стойл и других препятствий и по возможности расширяя их. Он даже высказывал намерение заново перестроить Милан, хотя и довольно смутное, но именно этим его замечаниям обязан своим возникновением план идеального города Леонардо да Винчи. Такой город должен был строиться возле реки, уровень воды в которой был бы постоянен благодаря системе шлюзов. Его жителям не следовало позволять, подобно скопищу коз, селиться в переполненных домах, заполняя все углы грязью и зловонием и сея в них семена заразы и смерти. Повсюду должен быть свет и свежий воздух, поэтому Леонардо формулирует принцип, согласно которому ширину улиц следует рассчитывать, исходя из средней высоты возводимых на ней домов. Улицы следует разделить на два типа: верхний и нижний. Верхние улицы, которые должны быть опрятны и элегантны, предназначаются для пешеходов и легковых колесниц; нижние — для тяжелых торговых повозок. У задних дверей домов, которые должны были выходить на нижние улицы, следовало хранить весь хлам и нечистоты. Эти нижние улицы необходимо было бы регулярно очищать водой из реки. Горячее воображение рисует дальнейшие детали: чистые конюшни, просторные и правильно расположенные комнаты, и даже постоянно зажженный очаг.

Другим важным секретарем был Якопо Антикварно, ученый и гуманист, приятель и покровитель гуманистов, близкий друг Альдуса Мануция, великого книгопечатника из Венеции. Он был правой рукой Людовико во всем, что касалось научных и церковных дел. Джованни да Беллинцона отвечал за юриспруденцию. Письмо-наставление, в котором Людовико рассказывает своим сыновьям о государственном управлении, свидетельствует о том, что у него было столь же ясное представление об отлаженной системе гражданского администрирования, как у великого Джан Галеаццо Висконти. Он обращает особое внимание на то, что необходимо тщательно отбирать государственных чиновников и лучше обходиться с ними, стимулируя их амбиции и регулярно продвигая их по службе.

Еще одной личностью, имевшей большое влияние при этом дворе, где все решения принимались с учетом астрологических предсказаний, был Амброджио да Розате. В торжественной речи, произнесенной по случаю взятия Новарры в 1500 году, Людовико признался в своем доверии к астрологии, заявив, что прежде он молился Богу, а затем обратился к звездам за руководством, дабы, избегая несчастий, идти к благу. Его офицеры могли приносить клятву верности только в благоприятный с астрологической точки зрения момент, in punto d'astrologia.

Верный традициям своего дома, Людовико всячески способствовал развитию наук, в чем ему помогали его секретари и многие дворяне. Нунция Герарди весьма впечатлило число образованных людей в Милане, с которыми он мог беседовать о научных предметах. Он писал Римскому Папе (12 февраля 1490 года), что эти государи покровительствуют искусствам и наукам, заботясь о том, чтобы юноши, прежде всецело отданные торговле и ремеслам, теперь изучали также греческий и латынь. Но при этом и обычные ремесла не остаются в небрежении, напротив, они расцветают с каждым днем. И он добавляет, что здесь поощряют также военные упражнения и верховую езду.

Университет Павии находился в плачевном состоянии. Не получая жалованья, многие преподаватели оставили чтение лекций, в то время как студенты вышли, казалось, даже за те рамки дозволенного, которые в эпоху Ренессанса были для них весьма широки. Людовико был так обеспокоен их поведением, что направил им из Виджевано резкое письмо (7 апреля 1488 года), начинавшееся следующими словами: «Каждый день нам сообщают о каком-либо непристойном деянии, совершенном вами, студентами, в этом городе. Даже недавно, в Святую Неделю, ваши поступки в отношении граждан и господ Павии были столь недостойны, что их нельзя признать терпимыми, и мы не намерены их терпеть. Мы полагаем, что университеты существуют для обучения. Обучаясь, человек познает науки, познавая науки, он приходит к пониманию своего предназначения к добропорядочной жизни, а став добродетельным и образованным, человек заслуживает почет и славу. Но мы не видим, чтобы ежедневное изучение вами человеческих и божественных законов приносило какие-либо добрые плоды». Далее Людовико пишет, что не намерен допускать столь явное проявление неблаговоспитанности и неуважения к его подданным, тем более в Святую Неделю. Если студенты и далее будут позволять себе столь наглые выходки, то он примерно их накажет. Впредь все подобные безобразия будут безжалостно караться.