Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

непреодолимой и вместе с тем послушной, которая несется быстрее ветра. На первом шагу радостный крик вырывается из гордой пасти могущественного паровоза, но вскоре он усмиряется, бежит ровно… Сидящие в экипажах не чувствуют никакого движения: все летит вместе с ними, ветер хлещет крыльями по лицу и освежает горящее чело, сердце бьется медленнее: по железной дороге не едешь, а скользишь, и приедешь когда, кажется, еще не уезжал».

Царскосельская железная дорога перевозила только пассажиров. Экономического значения она не имела. Но все же появилась надежда, что близится время, когда чугунные рельсы протянутся на много верст вглубь страны, и это будет способствовать развитию промышленности и торговли.

«Сей век железный», о котором писал Пушкин в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», вступал в свои права.

В Петербург ежегодно различными путями приезжали и приплывали тысячи людей из-за границы, приезжали и приходили десятки тысяч из провинции, из деревень. И всем нужно было найти пристанище. Неудивительно, что среди множества столичных зданий весьма характерными были гостиницы и трактиры (то есть гостиницы с ресторанами), «заездные дома», постоялые дворы.

Они появились в Петербурге еще при Петре I, в 1720-х годах. С середины XVIII века специальные законоположения определили порядок содержания этих заведений, открываемых «ради приезжающих из иностранных государств иноземцев и всякого звания персон, и шкиперов, и матросов, а также для довольства российского всякого звания людей, кроме подлых и солдатства». Содержатели были люди «воздержанные и с поведением», главным образом иностранные подданные, потому постоялые дворы и трактиры часто именовались «гербергами» и носили громкие названия – по странам и городам, откуда происходили владельцы: «Шведский трактир», «Лондон», «Париж», «Любек»…

В изданном в 1822 году С. Аллером «Указателе жилищ и зданий в Санкт-Петербурге» перечислено 9 гостиниц и 25 постоялых дворов, расположенных главным образом в центральных, но также и в окраинных Московской и Каретной частях города.

Однако ни один путеводитель по городу не сообщал о тех многочисленных петербургских пристанищах, где постояльцам сдавали не номера, не комнаты, а углы комнат. В «угловых домах», как называли в столице такого рода пристанища, обитали по преимуществу мастеровые, являвшиеся в столицу на заработки, лакеи, лишившиеся места, разносчики с Сенной, отставные солдаты и многочисленные нищие.

По словам автора первого «Медико-топографического описания Санкт-Петербурга», изданного в 1820 году, постояльцы жили здесь «в настоящей свалке». Небольшие «угловые дома» подчас вмещали одновременно до тысячи человек. Некоторые здесь жили месяцами, другие снимали угол на одну ночь. Угловой жилец платил в месяц от 2 до 5 рублей ассигнациями. Плата за ночлег составляла 5–10 копеек.

Именно в различного рода заведениях для приезжающих наиболее отчетливо была видна чрезвычайно сложная структура столичного населения. «В угловых домах» можно было видеть разнообразные типы «простонародья» – от профессиональных нищих до мелких торговцев с толкучего рынка. В гостиницах для «чистой публики» – заезжих помещиков, иностранцев-ремесленников, генералов, сановников, послов.

«Новейший путеводитель по Санкт-Петербургу», изданный в 1820 году Ф. Шредером, сообщал: «Места, где путешествующий может остановиться, суть: Hotel de Londres, на Дворцовой площади, против Бульвара; у Демута на Мойке, между Конюшенным и Полицейским мостами; также в так называемом Ревельском трактире, в Новом переулке, и в Калмыковом доме у Каменного моста».

Самой известной в Петербурге на протяжении многих лет была гостиница Демута, или Демутов трактир, основанная еще в 1770 году неким Филиппом-Якобом Демутом, купцом из Страсбурга.

Поначалу Демутов трактир был невелик – всего шесть номеров. Затем здание перестроили. Оно заняло обширную площадь от набережной Мойки до Большой Конюшенной улицы, куда выходил другой его фасад; номеров в трактире стало более пятидесяти, и притом на все вкусы и средства. Были номера из одной, из двух комнат, с окнами на темный грязный двор. Были апартаменты из нескольких комнат окнами на Мойку и на Конюшенную.

Помещица В. П. Шереметьева, останавливавшаяся здесь в октябре 1825 года, свои первые впечатления записала так: «Мы прибыли в Петербург… Я еще ничего не видела, кроме огромных домов, мимо которых проехали, и прибыли в гостиницу Демут. Она так полна, что мы едва нашли три небольшие комнаты в четвертом этаже, это меня нисколько не смутило, в случае наводнения мы довольно высоко… Лестницы, ведущие к нам, каменные; не согласились поместить нас менее чем на неделю, и представьте – эта несчастная квартира 65 руб. в неделю, кроме того, 2 руб. за воду. Так как мы прибыли сюда без всякого хозяйства, то нельзя получить чашки, не беря порции чая или кофе, и все ужасно дорого; то же самое за обедом».

Кто только не жил у Демута! Здесь останавливались М. М. Сперанский и А. П. Ермолов, П. И. Пестель и П. Я. Чаадаев, А. И. Тургенев и родители Пушкина. Здесь известный путешественник и коллекционер Алексей Салтыков, по прозвищу Индеец, занимал чуть не целый этаж редкостным собранием персидских ковров и восточного оружия. Выписанный в Россию Николаем I итальянский художник Козоре Дузи снял себе здесь мастерскую. А французский литератор Дюпре де Сен-Мора в зале гостиницы читал лекции о французском театре и литературе.

25 мая 1827 года в трактире Демута поселился вернувшийся в Петербург после ссылки Пушкин. Поэт занял «бедный нумер, состоявший из двух комнаток» в той части гостиницы, где окна обращены были на двор к северо-западу. На экземпляре «Цыган», подаренном А. П. Керн в начале 1828 года, поэт написал: «Ее превосходительству А. П. Керн от господина Пушкина, усердного ее почитателя. Трактир Демут, № 10…» Этот адрес значится и в документах полиции, неотступно следившей за поэтом.

Летом 1827 года Пушкин продолжал здесь работу над «Евгением Онегиным», держал корректуру отданных в печать глав романа, готовил для представления «самодержавному цензору» поэму «Граф Нулин», «Сцену из Фауста», «Песни о Стеньке Разине» и другие произведения.

В гостинице Демута осенью 1828 года была написана Пушкиным поэма «Полтава». Со слов самого Пушкина современник рассказывал: «Это было в Петербурге. Погода стояла отвратительная. Он уселся дома, писал целый день. Стихи ему грезились даже во сне, так что он ночью вскакивал с постели и записывал их впотьмах… Таким образом слагались у него сотни стихов в сутки. Иногда мысли, не укладывавшиеся в стихи, записывались им прозой. Но затем следовала отделка, при которой из набросков не оставалось и четвертой части… Он кончил „Полтаву“, помнится, в три недели».

В «заездном доме Демута» собирались у Пушкина друзья. «Третьего дня провели мы вечер и ночь у Пушкина, – писал в мае 1828 года П. А. Вяземский жене, – с Жуковским, Крыловым, Хомяковым, Мицкевичем, Плетневым и Николаем Мухановым. Мицкевич импровизировал на французской прозе и поразил нас, разумеется, не складом фраз своих, но силою, богатством и поэзией своих мыслей… Удивительное действие производит эта импровизация. Сам он был весь растревожен, и все мы слушали с трепетом и слезами».

Весной 1828 года в Демутовом трактире