Дорога в Сарантий - Гай Гэвриэл Кей

Год жизни на постоялом дворе Моракса не изменил ее мнения, хотя она не голодала и научилась избегать слишком частых побоев. Она выжила. К этому времени ее мать и сестра, возможно, уже умерли. Ей это было неизвестно. Не было способа узнать. Иногда мужчины причиняли ей боль, в верхних комнатах, но не всегда и не многие. Если ты умна, то можешь научиться скрывать свой ум и окутывать себя терпеливым равнодушием, словно плащом. И так проводишь дни и ночи, ночи и дни. Первая зима на этом чужом юге, весна, лето, затем снова наступила осень, с летящими листьями и воспоминаниями, которых хочется избежать.

Стараешься никогда не вспоминать о доме. Как ты была свободна, могла выйти за дверь, когда работа закончена, пойти вдоль ручья на холм, туда, где можно было посидеть в полном одиночестве. Над головой кружили ястребы, а вокруг нее шныряли быстрые лесные зверьки, на которых ястребы охотились. Она слушала биение сердца земли и мечтала среди бела дня с открытыми глазами. Здесь мечтать невозможно. Здесь надо терпеть, закутавшись в плащ. Кто сказал, что земное существование обещает больше?

До того дня, когда понимаешь, что тебя собираются убить, и с искренним изумлением осознаешь, что хочешь жить. Что жизнь почему-то все еще горит внутри, как упрямые угольки в костре, более жгучие, чем страсть или горе.

На почти неразличимой дороге, шагая на восток вместе с двумя мужчинами в сером, поглощающем звуки тумане, в День Мертвых, Касия смотрела, как они пытаются справиться со страхом перед реальной опасностью, и не могла сдержать радости. Она старалась скрыть ее, как скрывала все чувства целый год. Она боялась, что если улыбнется, они сочтут ее дурочкой или сумасшедшей, поэтому держалась поближе к мулу. Она ухватилась рукой за веревку и старалась не встречаться взглядом со спутниками, когда туман рассеивался и открывал их лица.

За ними могут следить. Они могут умереть здесь, на дороге. В этот день совершаются жертвоприношения, и мертвые выходят из могил. Могут бродить демоны в поисках смертных душ. Ее мать в это верила. Но Касия в тумане перед рассветом сбегала к кузнице и отыскала в тайнике нож. Она сможет убить кого-нибудь или себя, прежде чем они заберут ее для Людана.

Она видела Фара, главного конюха, во дворе, когда они шли мимо. Он напряженно нагнулся вперед, он продолжал следить за ней, как делал это в последние два дня. И хотя его глаза почти скрывал серый туман, она чувствовала его ярость. Внезапно она подумала, не он ли здешний жрец дуба, который вырезает у жертвы сердце.

Потом Варгос, который раньше был просто одним из многих служащих на дороге, человеком, который так часто ночевал у них, не обменявшись с ней ни единым словом, остановился перед Фаром и врезал ему посохом между ног.

Именно тогда, когда Фар со свистом втянул воздух и рухнул на землю, Касии пришлось изо всех сил скрывать свою радость. С каждым шагом, сделанным по дороге после этого удара, она все острее чувствовала себя рожденной заново, созданной заново. Туман окутывал их, словно одеяло, словно материнское лоно, в десяти шагах впереди и позади ничего не было видно.

Это неправильно, она это знала. Сегодня здесь, под открытым небом, бродила смерть, и ни одному человеку в здравом рассудке не следовало здесь находиться. Но смерть уже позвали, она уже ждала ее на постоялом дворе наверняка, а в тумане она могла ее и не найти. С какой стороны ни посмотри, один шанс лучше, чем никакого. И еще у нее есть ее ножик.

Варгос шел впереди, родианин сзади. Они шагали в полной тишине, лишь иногда приглушенно фыркал мул, и поскрипывал груз у него на спине. Они прислушивались, то глядя вперед, то оглядываясь назад. Мир съежился, превратился почти в ничто. Они двигались, ничего не видя, в бесконечной серости по прямой дороге, которую построили родиане пятьсот лет назад во времена расцвета и славы их Империи.

Касия думала о шагающем позади нее родианине. Она должна быть готова умереть за него, за то, что он сделал. Собственно говоря, так оно, может быть, и будет. Но она была «эримицу» и думала слишком много, себе во вред. Так говорила ее мать, и ее отец, и брат, и тетки — почти все.

Она не знала, почему он не прикоснулся к ней ночью. Возможно, он предпочитает мальчиков, или считает ее слишком худой, или просто он устал. Или он проявил доброту. Она почти ничего не знала о доброте.

В середине ночи он позвал кого-то по имени. Касия уже задремала на своей лежанке, полностью одетая, и вдруг проснулась от звука его голоса. Она не могла вспомнить то имя, а он не проснулся, хотя она ждала, прислушиваясь.

Еще она не понимала, откуда он узнал, что надо бежать во двор, а не наверх, вместе со всеми, когда она закричала. Иначе вор мог бы убежать. В комнате было темно; она не могла бы его узнать. Шагая рядом с мулом, Касия вгрызалась в эту загадку, словно собака в косточку с остатками мяса, но в конце концов сдалась. Она плотнее закуталась в плащ Мартиниана. Сырой холод пронизывал до костей. На ней не было обуви, но она к этому привыкла. Касия смотрела налево и направо и ничего не видела за пределами дороги, даже саму дорогу под ногами едва различала. Легко было провалиться в канаву. Она знала, где находится лес, справа от них, и знала, что, когда они уйдут дальше на восток, лес окажется еще ближе. Примерно в середине утра, насколько они могли судить, они подошли к одной из придорожных часовен. Касия даже не заметила ее, пока Варгос не заговорил вполголоса, и они остановились. Она всмотрелась в серую пелену и разглядела темные очертания крохотной часовни. Они прошли бы мимо, если бы Варгос ее не искал. Мартиниан объявил остановку. Стоя на месте, все время прислушиваясь к звукам со всех сторон, они быстро проглотили по ломтю хлеба с пивом и разделили круг сыра, который Варгос взял со стола для слуг. Когда они покончили с едой, Варгос бросил на Мартиниана вопросительный взгляд. Касия видела, что рыжебородый колеблется, потом он кивнул головой. И повел их в пустую часовню, чтобы помолиться Джаду. Где-то сияло уже вставшее солнце. Касия слушала, как двое мужчин поспешно читали молитву, и вместе с ними повторяла выученные слова: «Да будет Свет для нашей жизни, господи, и Свет вечный, когда придем мы к тебе».

Они снова вышли в туман, отвязали мула и двинулись в путь. Совсем ничего не было видно. Впереди мир заканчивался на Варгосе. Это было похоже на ходьбу во сне, течение времени прекратилось, не было ощущения движения, холодные камни дороги под ногами уводили все дальше и дальше.

У Касии был очень хороший слух. Она услышала голоса раньше мужчин.

Протянула руку, дотронулась до руки Мартиниана и указала назад. В то же самое мгновение Варгос очень тихо сказал:

— Они приближаются. Налево, вон туда. Переходите на ту сторону.

Короткий, плоский мостик для повозок был переброшен через канаву и вел в поля. Она бы его сама не заметила. Они перевели по нему мула, немного прошли по мокрой, покрытой стерней земле в непроницаемо плотном сером тумане и остановились. Прислушались. Теперь сердце Касии стремительно билось. «Они все-таки пришли за мной. Ничего не закончилось. Нам не следовало останавливаться для молитвы», — подумала она. «Да будет Свет». Света не было. Совсем.