Пётр Машеров - Славомир Антонович

— Ты тоже, Николай Иванович, сядешь…

Машеров от этих слов разволновался, попытался сгладить инцидент. Как раз в этот момент сотрудник КГБ доложил Устинову о слухах, поползших по городу в связи со взрывом. В тот же день по телефону ВЧ Устинов позвонил Брежневу:

— Леня, пошли всякие слухи, что это спланированная диверсия, вредительство. Нужно несколько человек посадить в тюрьму, чтобы снять разговоры. Как ты считаешь?

Назавтра впервые в печати «родилось» официальное сообщение ТАСС. «От Центрального комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР». В нем сообщалось об аварии в цехе футляров Минского радиозавода, о многочисленных человеческих жертвах. Выражалось глубокое соболезнование семьям и родным погибших и пострадавших. Подчеркивалось, что для расследования причин и обстоятельств аварии создана специальная правительственная комиссия. Сообщение по тем временам для наших людей было непривычным. Раз сказано об аварии, жертвах открыто, значит, что-то не так.

Поползли слухи - страшные, тревожные. Высказывались предположения, что цех взорвали преднамеренно, что это дело рук шпионов или заговор евреев. Распустили слух, что вскоре начнутся новые диверсии. В тот год, как на грех, взорвалась газонаполнительная станция в Минске, произошли взрывы на Полоцком нефтеперерабатывающем заводе, Брестском железнодорожном узле.

В этот же день заместитель Генерального прокурора СССР, государственный советник юстиции 1-го класса Н. Жогин, рассмотрев материалы уголовного дела о взрыве на Минском радиозаводе, следствие по которому начала вести прокуратура Белоруссии, учитывая особую сложность расследования, постановил создать следственную группу, руководителем которой назначил Ю. Зверева, следователя по особо важным делам при Генеральной прокуратуре СССР В состав группы вошли опытные следователи союзной и республиканской прокуратур и города Минска.

Цех футляров (по улице Ковалевской) Минского радиозавода находился в 800 метрах от жилых домов. Во многих квартирах от взрыва вылетели оконные стекла. Место аварии оцепили солдаты внутренних войск, туда никого не пускали.

Участки монтажа, шлифовки и полировки футляров в корпусе № 2, где размещались пять технологических линий, были разрушены, завалены железобетонными плитами перекрытий, технологическим оборудованием. Все покрылось слоем льда. Кое-где тлели упаковки от футляров. Фундамент цеха был возведен на шестиметровых железобетонных опорах, на них лежали железобетонные перекрытия, и все это обрушилось. Кирпичная стена протяженностью в 100 метров была разрушена, кирпич разбросан далеко от здания. Повреждены и вывернуты двери, окна в прилегающих зданиях, комнатах, бытовых помещениях.

С двух сторон - западной и восточной - с помощью кранов, бульдозеров, пневмолопат, подъемных кранов, тягачей, газосварочных аппаратов очищались подступы к разрушенному зданию. Из-под завалов вытаскивали трупы. Десятками! Их укладывали неподалеку. От многих людей почти ничего не осталось.

В результате взрыва погибли 110 человек, 250 были ранены. (В цехе работали в три смены 1900 человек.) Когда некоторых людей откопали, они были покрыты льдом, примерзли.

Весна в том году выдалась поздняя, с ночными заморозками. Дни стояли серые, ветреные. Не хватало солнца, тепла и той весенней силы, что творит в природе чудеса. На полях и в лесу лежал снег, и вода в Свислочи поднялась высоко от тающих днем почерневших снежных холмиков. Но к вечеру мороз вновь покрепчал. Надежд на спасение у замерзающих под обломками покалеченных людей не осталось, когда вскоре после взрыва к руинам примчались пожарные машины. Огня не было, но на всякий случай, не подумав, в двенадцатиградусный мороз пожарники обрушили из брандспойтов на разрушенный цех мощные ледяные струи воды, стоившие жизни нескольким десяткам человек.

***

14 марта ЦК КПБ и Совет Министров БССР приняли постановление об организации санаторного лечения рабочих и служащих, пострадавших во время аварии на Минском радиозаводе. После окончания лечения в больницах они продолжали отдых в клиническом отделении санатория «Несвиж».

Нервы у членов правительственной комиссии были предельно напряжены. Устинов, председатель правительственной комиссии, впервые увидев жуткую картину, десятки трупов, схватился за сердце…

С серым лицом, страшно осунувшийся ходил по обвалившимся балкам Машеров. Очень переживал. Поздно ночью отвозил в гостиницу Устинова и возвращался назад.

— Пойдем, Николай Иванович, еще раз посмотрим.

Хомив, как и некоторые работники, уцелел чудом. Из старого корпуса направлялся в цех футляров. По дороге зашел в лабораторию. Глянул на часы — стрелки показывали 19 часов 37 минут, — и в этот момент грянул взрыв. Служебную машину, которую он ставил в одном из помещений цеха, нашли расплющенной, как блин. Из-под обломков вытащили только двигатель и колеса.

В одном месте вдоль траншей Машеров увидел оголенный участок электрокабеля. Часто задерживался здесь, высказывал мнение, что, возможно, это и явилось причиной взрыва.

Он изучал все технологические и проектные тонкости, состояние проводов, кабелей, арматуры, механизмов, их назначение. В техническом тоннеле, соединявшем цеха пластмасс и футляров, внимательно осматривал перевернутые вентиляторы, разрушенные воздуховоды и трубопроводы теплоцентрали, на которые обрушились плиты перекрытия. В одном из технических тоннелей остановился возле расплющенных, покореженных шлифовальных и полировальных станков.

Особенно разволновался, когда подошел к вещам, найденным на месте аварии после расчистки завалов. Почерневшие табели, книги, тетради, записные книжки, пропуска . .. Взял дрожащими руками «Журнал учета за 1971 год мастеров Дубовского, Малаховой, Потапейко, Маевской», полистал. Задержал взгляд на очках, шерстяном платке, женских рукавицах, хозяйственной сумке, пропуске № 532 на имя Ядвиги Заболоцкой, заявлении Лидии Минкевич… Рядом лежали четыре кошелька. Машеров хотел пройти дальше, но вернулся, по очереди пересмотрел их. В одном увидел направление в лабораторию на имя Светланы Шекун, деньги — 89 рублей 28 копеек. В другом прочитал: «Л. Шиманская-Жевнерович», тут же — 5 рублей 82 копейки. Несколько рублей лежало возле кошельков, судя по запискам, Белькевич и Горбатевич. Не выдержал, отошел: «Вот и все, что осталось, возможно, от этих людей».

Он глубоко проникся человеческим горем, ведь многих погибших помнил по имени и отчеству. Обращался к собеседникам уважительно, не переходил на «ты» даже в чрезвычайной, трагической ситуации. «Как там у вас?» — обычно интересовался у кого-либо. Он не мешал людям работать и принимать самостоятельные решения, не навязывал своего мнения. В этом отношении был полной противоположностью Устинову. Дмитрий Федорович мог сорваться, нагрубить, даже бросить нецензурные слова в чей-то адрес, а Машеров не допускал словесных вольностей. В чрезвычайно трудной, сложной ситуации корректно относился к другим, уважал человеческое достоинство, никогда не повышал голоса. Разговаривал тактично, внимательно выслушивал мнение сторон, что-то советовал. Никогда не показывал своего превосходства.

В руководстве партии в те годы не было человека, который мог бы лучше справиться с работой на должности Председателя Совета Министров СССР, чем Косыгин. На втором месте как хозяйственник стоял Устинов. В годы войны он курировал оборонную промышленность; нередко председательствовал на заседаниях Совета