Земляничный год - Катажина Михаляк

Эва снова начала смеяться.

– Анджейка, – она похлопала его по руке. – Если бы я хотела заиметь дополнительные неприятности и проблемы, я бы купила себе страуса. Потому что, можешь мне поверить, страус – это очень вредное животное. Почти такое же вредное, как мужчина.

Анджей снова метнул в нее убийственный взгляд.

– Завтра куплю тебе страусиное яйцо. Можешь его любить, обнимать и называть Джорджем. И тогда ты уже никогда не будешь одинока.

Эва шла по лесу, освещая себе путь фонарем. Сегодня луна скрылась за густыми облаками, и в лесу было так темно, что не видно было собственной руки, даже если поднести ее к самым глазам.

С одной стороны, ночью в лесу было немного страшно, а с другой – Эва чувствовала себя в абсолютной безопасности. Если погасить фонарь, – в этой кромешной темноте никто ни за что ее не найдет, никакой маньяк. Она словно мантию-невидимку на себе набрасывала.

А маньяк убился бы, споткнувшись о первый попавшийся пень, если бы решил подкрасться к Эве незаметно. Да. Лес в безлунную ночь был самым безопасным местом во всем… Урли. Хотя нет, Эва знала еще одно, еще более безопасное местечко: ее собственный домик, который призывно манил ее светом фонаря над крылечком – желтый теплый лучик подмигивал ей между стволами деревьев.

Она прибавила шагу, но почти сразу пошла медленнее, а потом остановилась совсем.

В доме кто-то был! Свет горел не только над крыльцом – он горел еще и в большой комнате!

Эва почувствовала, как сердце заколотилось в груди, а желудок ухнул вниз, как на американских горках.

Что делать?! Звонить в полицию? А если взломщик взял в заложники Тосю и собак?! Оружие! Ей нужно найти какое-нибудь оружие, попытаться освободить животных, потом обезвредить взломщика – и только потом звонить в полицию.

Эва включила фонарь, потому что без него сама бы убилась о ближайшее дерево раньше, чем дошла бы до дома – свет из окон дома не доходил до леса, – закрыла его ладонью и, с душой, уходящей в пятки, стала красться к летней кухне, в которой хранила топор, заступ и грабли. Грабли, правда, ей вряд ли могут сейчас пригодиться, разве что в качестве приманки, а вот топор…

Она злорадно и с угрозой улыбнулась, хотя злодей и не мог этого видеть.

Бесшумно отворив дверь в кухню, она скользнула внутрь, нашла топор, схватила его и так же тихо, как индийский воин, стала подкрадываться к врагу. Но поскользнулась на собачьей миске.

Грохот был такой, что и мертвый бы проснулся в своем гробу, не то что взломщик.

Но… ничего не произошло.

Свет в комнате продолжал спокойно гореть, собаки молчали – наверняка, их связали и кляпы им в рот вставили! А вор…

Вор как раз открыл входную дверь, вынес на крыльцо коврик и начал его энергично вытряхивать.

У Эвы все выпало из ослабевших рук – и фонарь, и топор.

– Бабушка! – крикнула она с облегчением и со злостью одновременно. – Что ты тут делаешь?!

Старушка улыбнулась при виде своей встрепанной внучки.

– Порядок навожу, – ответила она, как будто все это было самым нормальным и естественным на свете.

Впрочем, так оно и было.

– Ты меня напугала! Я думала, что кто-то вломился в мой дом, поймал собак и…

– Я хотела предупредить, но у тебя телефон выключен. Давай заходи в дом. Я чай поставила. И булочек с изюмом напекла. Тебе порезать парочку и намазать маслицем, как ты любишь?

Вот так как-то, легко и совершенно естественным образом, баба Зося появилась в Земляничном доме.

Впервые со времен детства в доме бабушки Эва почувствовала себя в безопасности. И, ощущая невыразимую любовь и теплую заботу кого-то, кого любила сильнее всех на свете, она медленно-медленно начала оттаивать и расцветать, хотя до весны было еще очень далеко.

Она начала есть. Цвет лица ее изменился и стал свежим и нежным, а глаза заблестели. Волосы, ломкие и тусклые, больше не нуждались в каких-то дорогущих чудо-средствах, шампунях «сто-двадцать-восемь-в-одном», состоящих из кучи непонятных полимеров и витаминов, – теперь, как в старые времена, им хватало для блеска и силы того, что Эва, не торопясь, съедала в обществе бабушки, не на бегу: обед из двух блюд плюс салат из сырых овощей и компот из сухофруктов, который Эва очень любила, а еще стакан молока с медом и маслом на ночь – этот запах всегда возвращал ее во времена безоблачного детства на улице Кошиковой.

Она начала хорошо спать. В мягкой и приятно пахнущей постели, потому что бабуля не признавала никаких там новомодных добавок и прочей «блажи», которые хоть и удобны, но делают белье жестким и неприятным для прикосновений, а какая же постель без картофельного крахмала и чтобы потом обязательно как следует отгладить утюгом… Поэтому Эвино белье с добавлением синтетики безжалостно было отправлено на чердак радовать моль, когда та очнется от зимней спячки, а этажом ниже Эва засыпала на белоснежной, мягонькой, обшитой кружевом подушке, под таким же одеялком, которые бабуля привезла из дома.

Эва начала гулять. Если раньше она проводила все выходные и свободные от работы дни, закутавшись в плед и то и дело засыпая над книжкой, – теперь они с бабушкой и мохнатыми бандитами ходили по заснеженному лесу. Сначала за компанию, потому что старушка одна боялась, а потом – из удовольствия. Собаки, которые сразу полюбили новую жительницу Земляничного дома, были теперь в два раза счастливее.

– Ты не спрашиваешь, чего это я тут у тебя вообще делаю, – заметила баба Зося во время одной из таких прогулок.

– Я спросила! И ты ответила, что наводишь порядок – и это было совершенно логично и к тому же правда.

– Ну да… – засмеялась старушка, но тут же посерьезнела: – Ромуальд, – она имела в виду отчима Эвы, – все твердил, что ему надоело кормить дармоедку, то есть меня…

– Он так говорил?! – Эва остановилась посреди тропинки, прижав руки к груди.

– Именно так.

– Ах мерзавец! Ведь ты же отдавала ему всю свою пенсию!

– Отдавала. Просто понимаешь… я тут захворала немножко – сердце прихватило, и на лекарства уходили почти все мои скромные доходы, поэтому Ромуальду-то уже ничего почти и не перепадало от меня…

– Но он обязан тебя содержать!

– Нет, не обязан, Эвушка, и ты прекрасно об этом знаешь. Это чужой человек…

– Но это муж твоей дочери! Твой зять!

– Он мою дочь женой не признает, а уж что касается меня – так тем более я ему никто.

– И отлично!

– Что отлично? – забеспокоилась баба Зося. – Отлично, что зависим мы от его милостыни?

– Нет! – Эва засмеялась, хотя ей было не до смеха. – Отлично, что он так сказал, негодяй такой, потому что из-за этого ты приехала ко мне сюда и тут уже и останешься, правда ведь, бабуля? – Девушка умоляюще смотрела в голубые глаза бабушки, от волнения полные слез.