Синдром - Джон Кейз

– Я немного рассеянна, – проговорила Эйдриен. – Видите ли, Никки… – Она опустила взгляд на руки, а потом снова посмотрела на Слу. – Она была… хм… последним родным человеком. – Затем, будто испугавшись, что сказала слишком много личного, торопливо добавила: – Не то чтобы мы поддерживали особенно близкие отношения…

– У тебя нет других родственников?! – поразился босс. – И даже родителей? – Глаза его были широко раскрыты, а в тоне подразумевалось, что он находит ситуацию столь же жалкой, сколь и убогой.

Эйдриен пожала плечами:

– Никого больше. Я теперь одна.

– Господи Боже! – воскликнул Слу.

– Да, верно, – сказала она без тени иронии. – И он тоже последний в роду.

До Слу дошло не сразу. Секунда – и тут он запрокинул голову, рассмеялся хорошо отрепетированным смехом, а затем погрозил пальцем:

– Да, не зря говорят, что ты все схватываешь на лету. Что ж, вернемся к делу.

Часы показывали 23.15, когда Эйдриен наконец добралась до дома. Ей пришлось прождать двадцать минут на автобусной остановке, чтобы, к тому времени как она окажется в Маунт-Плезант, все еще держаться на ногах.

И как обычно, на углу перед забегаловкой «Диаз-Кантина» болталась подозрительная компания.

Эйдриен нравилась струящаяся из дверей заведения музыка, но каждый раз становилось не по себе от пристальных взглядов мужчин и приглушенных возгласов: «Ai-iiii – que chicka sabrosa!».И так она лавировала по пути домой, обходя компанию по другой стороне улицы. Будто не по кварталу шла, а плыла по озеру, огибая подводные скалы.

Эйдриен снимала квартиру на Ламонт-стрит, располагавшейся в спальном районе города и застроенной добротными одноквартирными домами начала века. Дома как близнецы походили друг на друга и смыкались стенами. Многие здания уже давно поделили на несколько квартир. Первые два квартала некоторое время назад отреставрировали, и теперь они производили хорошее впечатление. Однако дальше от центра, ближе к зоопарку, в квартале, где жила Эйдриен, процесс облагораживания затянулся и происходил очагами. Поэтому уровень цивилизованности местного общества опустился в полном соответствии с ценами на недвижимость. Не стоило называть район плохим, но кражи и налеты не считались здесь редкостью, а пешеходы, в особенности женщины, глядели в оба. Поздно вечером местные жители предпочитали возвращаться домой по центру улицы, избегая тротуаров.

Когда здешние дома только строились, в моду вошли специальные аллеи для хозяйственных нужд, которые целой сетью вились в двориках, параллельно главной улице с каждой стороны. Теперь вдоль «служебных аллей» располагались гаражи, сильно разнившиеся по материалам и дизайну: от хлипких, сколоченных на скорую руку сооружений из древесностружечных плит до основательных кирпичных построек с уличным освещением у входа.

Вход в квартиру на цокольном этаже, где жила Эйдриен, находился во дворе дома, построенного в федеральном стиле и напоминавшего уменьшенный Капитолий. А поскольку попасть туда можно было только через гараж, Эйдриен приходилось идти по аллее. Это не составляло труда при свете дня или когда она возвращалась на машине и могла открыть гараж, не выходя на улицу. Впрочем, последнее случалось крайне редко – подобное удовольствие обходилось в двенадцать долларов в день за место на автостоянке. При свете дня квартиросъемщица возвращалась домой тоже редко, главным образом летом. Поэтому прогулка по аллее представляла собой нечто, с чем приходилось мириться почти ежедневно.

Было жутковато, потому что дом находился прямо в центре квартала и соответственно в центре пресловутой хозяйственной улочки. Эйдриен всегда тщательно осматривалась, прежде чем свернуть в тень деревьев. Если вдруг она замечала выпивающую компанию, то заходила с парадного входа и вызывала миссис Спиарз по домофону, а уж та пропускала ее в квартиру через внутреннюю подвальную дверь. Впрочем, Эйдриен такая процедура не слишком нравилась: почти в половине случаев выяснялось, что домовладелица уже легла и не слышит звонка.

В ту ночь аллея оставалась пустынной – по крайней мере Эйдриен никого не увидела: единственным живым существом во всей округе оказался прогуливающийся по забору кот. Поэтому она без приключений добралась до гаража, пересекла крошечный дворик, примыкавший к задней части дома, и открыла ключом дверь своей квартиры. Дверь представляла собой шедевр уродства: ее обили коричневым дерматином, что само по себе неприятно на вид. Так еще и миссис Спиарз попыталась «скрасить» неказистость двери неким подобием птичьего гнездышка. Ненавистная поделка представляла собой кусочек цветного льна, украшенного тесьмой, в котором помещалось плетенное из прутиков гнездо, куда чья-то заботливая рука уложила яички из папье-маше. Будь Эйдриен понаглее да посмелее, она с радостью бы спалила гадкую безделушку. Впрочем, девушка все равно, наверное, удержала бы себя, не желая ранить чувства хозяйки. А потому этот предмет продолжал оскорблять эстетические чувства квартирантки, тешившей себя слабой надеждой, что кому-нибудь придет в голову украсть похабный объект.

И хотя «бомбоубежище», как называли квартирку Эйдриен друзья-приятели по Джорджтауну, не украсило бы уже ничто, она радовалась своему пусть убогому, темному и тесному, но все равно жилищу, которое ни с кем не приходилось делить. Главное – дешево, сердито и в меру чисто.

Наконец изможденная пчелка-трудяга оказалась дома, скинула пальто, забросила на диван портфель и тяжело вздохнула. Ее взгляд ненароком упал на пакет из темной оберточной бумаги, что стоял в углу и где по-прежнему находился прах Никки. Эйдриен мысленно упрекнула себя, что до сих пор даже не распаковала останки сестры. Она вынула деревянный ящичек из пакета и достала урну, а после долго ходила с ней по квартире, пытаясь отыскать подходящее место. В итоге «контейнер с прахом», пользуясь терминологией директора похоронного бюро, оказался возле самой двери на книжном шкафу, а последняя представительница семьи сбросила туфли и отправилась на кухню. Здесь на нее с новой силой нахлынуло чувство утраты: на полу у холодильника стояла пустая миска Джека. Хотя четвероногий питомец пробыл у Эйдриен совсем ничего, она успела привязаться к нему и теперь тосковала по рыжей бестии. Понятно, у Рамона псу гораздо лучше. Но и ей тоже было хорошо с этим мохнатым проказником, который не давал задумываться о грустном – например, куда деть прах Никки. Да, обязательно надо устроить какую-нибудь церемонию. Это должно быть что-то личное – только она, сестра, вода и ветер… Но уже не сегодня.

Эйдриен пошла в спальню, надела пижаму и приготовила одежду на утро. Забралась в постель, спряталась под одеялом и пультом включила телевизор – смотреть нечего. Да, после трех чашек настоящего обжаренного кофе в зернах, выпитых при подготовке бумаг к допросу свидетеля, и эспрессо на ужине со Слу так просто не уснешь. На тумбочке у кровати лежала книга – «Ночной поезд» Мартина Амиса. Небольшую тоненькую книжонку Эйдриен читала уже не одну неделю и все не могла закончить – сюжет завязан на суициде: полицейский, друг семьи, пытается докопаться до скрытых мотивов самоубийства женщины. В итоге выясняется, что никакой тайной подоплеки вообще не существует, просто обладательнице прекрасной работы и любящей семьи стало неинтересно жить. Вот такая трагедия.