Ночь, когда она исчезла - Лайза Джуэлл

Я здесь, печатает она. Я снаружи.

* * *

— Ты сегодня хорошенькая, — говорит Скарлетт, катя ее велосипед, который спрячет за гаражом.

— Ой… нет, — отвечает Таллула. — Ни капельки не хорошенькая. Я буквально прямиком приехала сюда и даже не посмотрела в зеркало.

— А у меня два зорких глаза, и они оба видят, что ты хорошенькая.

Таллула улыбается и следует за Скарлетт в дом.

Тоби встречает их в холле и увязывается следом за ними в гостиную рядом с огромной кухней.

— Как прошел день в колледже? — спрашивает Скарлетт.

— Я не была там сегодня. Я езжу туда только три раза в неделю.

— Понятно, — говорит Скарлетт. — А почему?

— Такое расписание, — отвечает Таллула. Она умалчивает о том, что тесно сотрудничала с куратором курса, чтобы составить расписание, которое учитывало бы ее роль матери маленького ребенка.

— Значит, все остальное время ты учишься дома?

— Да.

— Это круто, — отвечает Скарлетт. — У тебя есть своя комната?

— Есть, — говорит Таллула. В принципе, это не ложь. Это и вправду ее собственная комната. Просто она делит ее со своим парнем и восьмимесячным ребенком.

— А как выглядит твой дом?

— Он… как бы тебе сказать. Дом как дом. Ну, ты понимаешь. Дверь, несколько окон, лестница, несколько комнат. Не то что… — Она взмахом руки указывает на необычную стеклянную конструкцию, внутри которой они сидят.

— Поняла, не то, что здесь.

— А каким был твой старый дом? Тот, что на Гернси?

— На Гернси? Тоже довольно внушительный. Стоял прямо на краю утеса. С видом на море. Мы все еще владеем им.

— Вот это да! — восклицает Таллула и медленно качает головой, с трудом представляя, как можно владеть не одним, а двумя такими невероятными домами.

— И еще у моего отца есть квартира в Блумсбери.

— У него есть квартира в Лондоне?

— Да. Пентхаус с видом на Британский музей. Это действительно круто.

Таллула снова качает головой.

— Каково это, быть таким богатым? — спрашивает она.

Скарлетт улыбается и поднимается на ноги.

— Полагаю, это приятно. Но, знаешь, было бы неплохо иметь отца, который хочет жить с вами. Мать, которая тебя любит, и брата, у которого всегда найдется для тебя свободная минутка. Было бы неплохо просто быть нормальной семьей. Вроде той, что в сериале «У телика». Ты понимаешь. — Она указывает на бар с напитками позади себя и говорит: — Ром? Или еще рано?

Таллула смотрит на огромные часы, висящие на стене рядом с ней. Сейчас пять часов. Зак заканчивает работу. Примерно через сорок пять минут он придет домой, и ее мать объяснит ему, где сейчас Таллула, и он наверняка попытается ей позвонить. Ей придется проигнорировать его звонок, а затем отправить ему текстовым сообщением какую-нибудь ложь. Не хотелось бы в тот момент быть пьяной. Ей нужно сохранять ясную голову.

— Давай лучше в шесть часов, — говорит она.

Скарлетт улыбается.

— Ты благотворно на меня влияешь, — говорит она, отворачиваясь от бара. — У меня было чувство, что так и будет. Чашку чая?

— От чая не откажусь.

Небо начинает темнеть. Таллула видит, как над верхушками деревьев позади дома расползаются сумерки, и чувствует, что ночь резко сужает ей возможности.

— Ты останешься на ночь? — спрашивает Скарлетт, словно читая ее мысли.

— Пока не знаю. Может быть.

— Может быть? — поддразнивает Скарлетт.

— Да, может быть.

Таллула улыбается и понимает, что делает нечто такое, чего ни разу в жизни не делала. Она флиртует. На миг ей это становится удивительно. Она смотрит на очертания тела Скарлетт, его угловатость, длинную полоску белого запястья, торчащую из-под загнутой манжеты ее потрепанной толстовки, на ее кожу, натянутую на голые, без капли жира, хрящи и кости. Она смотрит на катышки на спортивных носках Скарлетт, на собачью шерсть, налипшую на колени ее джоггеров. Она смотрит на ее волосы, наполовину свисающие из-под резинки для волос.

Она смотрит на большое пятно на ее линии подбородка и отмечает, что ее губы выглядят сухими и ей нужно нанести на них немного бальзама. Она смотрит на девушку, которая слишком худа и неряшлива, которая, возможно, не принимала душ сегодня утром, а может, даже на этой неделе. Она видит девушку, которая пьет ром, когда она одна. Которая обрывает дружбу, когда эта дружба ей надоедает, и отталкивает парней, когда они становятся слишком хороши для нее. Она видит девушку, которая находится на грани забвения, возможно, ищет что-то такое, за что можно ухватиться, и неким образом знает, что это она сама.

— Что ж, — говорит Скарлетт, наливая в чайник воду из-под крана. — Тогда мне нужно подумать, каким образом убедить тебя.

— Где твоя мать?

— У нее свидание с отцом в Лондоне. У нее привычка нагрянуть к нему без всякого предупреждения, стоит ей заподозрить, что он завел себе кого-то на стороне. Ну, ты понимаешь.

— Ты имеешь в виду другую женщину?

— Да. Типа того.

— А он?

— Завел ли роман с другой женщиной? — Скарлетт пожимает плечами. — Хрен его знает. Наверное. Он богатый и старый. Богатые старперы получают мегахаляву. — Она фыркает и ставит чайник обратно на подставку. — В любом случае мне плевать. Пусть что хотят, то и делают.

Они сидят со своими кружками чая. Скарлетт включает в акустической системе музыку, и они какое-то время болтают о своей жизни, своих родителях, своих планах. В какой-то момент становится совсем темно, и Таллула удивляется, когда ее телефон наконец звонит.

Она берет его, смотрит на экран, видит имя Зака, блокирует экран, переворачивает телефон.

— Кто это был?

— Никто, — отвечает она. Через несколько секунд телефон гудит снова. На этот раз она берет его и говорит: — Извини, боюсь, я должна ответить.

В эсэмеске Зака говорится:

Хлоя не твоя проблема. Пусть позвонит «самаритянам». Ты нужна мне. Нужна Ною.

Прежде чем ответить, она пару секунд колеблется.

Буду здесь столько, сколько потребуется. Могу остаться на ночь. Пжлста, больше не пиши мне.

Ее телефон начинает звонить в тот момент, когда она снова блокирует экран. Она отклоняет звонок и переводит телефон в беззвучный режим. Адреналин несется по жилам с такой скоростью, что ей делается муторно. Она делает глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение.

— Проблемы? — спрашивает Скарлетт.

— Нет, — отвечает она. — Ничего серьезного.

Она снова смотрит на огромные часы на стене. Они показывают без девяти минут шесть.