С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях - Юрий Сенкевич

Психологи специально и настойчиво предупреждали меня, чтобы я вел его без пропусков, изо дня в день, подробно, отмечая мельчайшие штрихи поведения товарищей, обращая сугубое внимание на оттенки их эмоций. О том, чтобы столь же пристально я наблюдал за Юрием Сенкевичем, даже не было речи. Это подразумевалось само собой.

Вот к дневнику сейчас и вернемся.

Первые его страницы, как и в прошлом году, необычайно оптимистичны.

Мы съезжались в Сафи в радужном настроении. Что нам теперь могло угрожать? У нас появился мореходный опыт, мы «притерлись», приспособились один к другому, прошли что называется полосу прибоя – что для нас повторный рейс?

Я как заправский психолог-консультант выдал Туру уйму рекомендаций, основанных на материале прошлого плаванья: надо сдерживать Нормана, если будет покрикивать, надо почаще похваливать Жоржа, надо, чтобы на долю Карло выпадала работа в основном систематическая и ритмичная, а Жоржу, наоборот, пусть достаются авралы, усилия кратковременные, но зато требующие полнейшей самоотдачи. А сам я должен быть более инициативен и более терпим к слабостям спутников, и пусть Тур, ежели что, не стесняется меня одернуть.

Тур слушал внимательно – и обронил загадочную фразу: «Надеюсь на новичков».

Это было странно, даже обидно. Робкий вежливый Кей, Мадани в пиратской повязке – на них, выходит, надежда? А мы?!

– Мы слишком привыкли друг к другу, – объяснил Тур.

– Позволь, так это ж хорошо, что привыкли!

Тур скептически хмыкнул. И оказался прав.

Едва схлынула предстартовая горячка и улеглось возбуждение, связанное с началом пути, мы почувствовали, что дышится на борту «Ра» не совсем как раньше.

Выяснилось, во-первых, что мы меньше, чем в прошлом году, стремимся к общению. Зачем оно нам? Разве и без того каждый о каждом не знает уже все-все?

Во-вторых, обнаружилось, что мы перестали друг друга стесняться. Разгуливаем, фигурально говоря, в неглиже, не боимся ненароком задеть собеседника словом или жестом, откровенность наших реплик иногда чрезмерна и граничит с бестактностью.

И, наконец, в-третьих, открылось, что, как ни парадоксально, нам служат не всегда полезную службу воспоминания о «Ра-1».

«Ра-1» был нашим черновиком, и теперь мы словно переписывали черновик набело, с огромным тщанием, уверенные, что уж нынче-то не наврем ни в единой строчке, совершим чудеса каллиграфии и стилистики. Однако, корректируя опыт минувшего плавания, нам не к чему было обратиться, кроме как к собственной памяти, а память – штука коварная, она смещает масштабы, переоценивает ценности, собственные промахи смазывает, чужие – усугубляет…

У одного не шло из головы, что в прошлом году его слишком много со всех сторон воспитывали, и он, вероятно, поклялся себе, что впредь этого не допустит, и в штыки встречал любой совет.

Другой считал, что на «Ра-1» он был чересчур безотказен и покладист, и настроился этой ошибки не повторить.

Третий полагал, что за свои идеи достоин большего уважения, чем до сих пор ему оказывалось, и то вставал в позу обиженного, то лихорадочно распоряжался, то сетовал и грустил.

Я… – но обо мне пусть скажет кто-нибудь другой. Я тоже не без греха. И не раз на «Ра-2» казнился мысленно: «Так в прошлом году ты бы не поступил».

Наблюдалось, впрочем, и обратное. Благоприятно изменился Норман. Он оставил менторский тон, и сразу работать с ним стало легко, и хотя он по-прежнему произносил сентенции, они уже не раздражали, ибо не вызывало сомнения, что делается это из самых добрых чувств.

Да, дважды в одну и ту же реку, то бишь в океан, не войдешь. Вода другая, и ты другой, с этой точки зрения дубль, который пришлось нам делать, явился для психологов неожиданным подарком. Возник особо выгодный случай подглядеть динамику совместимости!

Как бы тщательно ни подбирать, допустим, космонавтов для совместного полета, сколько бы вариантов их группового поведения ни просчитать загодя на ЭВМ, – все равно, пока повторно не обследуешь их на финише, считай, что ничего не предусмотрел. Да и финиш – значит ли он, что под проблемой подведена окончательная черта? Человеческий организм не всегда мгновенно реагирует на происшедшее. Реакция зреет, зреет – и вдруг качественный скачок, взрыв, с опозданием на месяцы и годы! Гипертония! Невроз!

Вероятно такое? Увы, вероятно.

Что предпринимать, чтобы такого не случилось?

Пользоваться всякой возможностью, чтобы изучить не результат, а процесс. Не только действие, но и преддействие, и последействие – лишь тогда точно определится, к примеру, кто больше вредит себе – вспыльчивый или сверхсдержанный, от чего больше проку группе – от шумных «идей» или от молчаливого несогласия.

Скажете: это прописи. Этому в школе учат. Эмоции, загоняемые вглубь, вредны; упрек молчанием более тягостен, чем открытое выяснение отношений…

Верно! Все верно!

А на сколько процентов верно – на девяносто или на семьдесят пять?

И для каждого ли характера верно одинаково?

И для каждого ли сочетания характеров?

И при каких коллизиях?

И для каких сроков?

Мы еще слишком мало знаем, что приобретаем и чем рискуем в общении…

В прошлом плавании тоже были опросы и тесты, и ценность этих данных бесспорна. Но она повысилась вдвое, когда оказалось, что сведения, полученные, как считали, уже «на выходе», – на самом деле взяты «из середины»: одноактная пьеса обернулась двухактной, до финального занавеса опять далеко, и актеры могут выкинуть любой сюрприз, даже поменяться ролями.

Роли остались прежними, однако рисунок их обнаружил тягу к изменению.

Общительный, жизнерадостный, судя по тестам «Ра-1», прекрасно чувствующий себя в коллективе человек по тестам «Ра-2» выглядит несколько замкнутым и настороженным, вечно готовым к защите, причем показательно, что на многие пункты опросника он не дал нынче однозначных ответов.

Наш лидер минувшим летом был то, что называют нормостеник – все личностные качества в «золотой середине». Теперь он тоже слегка умерил контактность, стал более замкнутым по сравнению с самим собой прежним – глядя на розенцвейговские картинки, он в основном отшучивается, но именно это отшучиванье свидетельствует о том, что он желал бы скрыть: налицо фрустрационная загруженность, беспокоит Тура океан, беспокоит корабль, беспокоим мы.

Среди его ответов тоже нынче многовато неопределенных: ни да, ни нет, надоело, неохота, и шли бы вы, психологи, со своими опросниками куда подальше.

Разумеется, он не произносит этого вслух; напротив, он подчеркнуто вежлив и деликатен, хотя заметно, чего ему стоит порой не дать волю нервам и не сорваться.

А вообще мы теперь срываемся чаще и по более пустяковым поводам, чем на «Ра-1».

В первом плавании взаимное недовольство вспыхивало сперва исключительно по «производственным» мотивам: не за ту веревку тянул, не туда поворачивал весло, не так бросал плавучий якорь.