Хозяин Амура - Дмитрий Хван

— Обожаю чай, он согревает тело, питает разум и успокаивает душу, — грея ладони о кружку, проговорил Игорь, прищурившись наблюдая за игрой языков пламени.

— Игорь Сергеевич, а ежели на Русь чай возить — это же каков прибыток будет! — воскликнул Беклемишев-младший и принялся рассуждать далее: — А коли по рекам, оно и в расход большой и не встанет. А уж с машиной и вовсе — знай, чисть вовремя да уголек или дровишки подкидывай! Кормить и платить за дорогу не надо, так и озолотиться можно!

— Можно, — согласился собеседник. — Но машина — это временно, — тут же сказал начальник многозначительно. — У турбины КПД больше. Что такое КПД, помнишь?

— А то! — с готовностью ответил Петр, ухмыляясь. — Коэффициент полезного действия. А еще наш старший механик говорил о ДВС, но сетовал на отсутствие доступной нефти.

Жена Игоря тихонько рассмеялась:

— Он же на «Молнии» в машине копался, а ты ему вопросы для малых задаешь!

Игорь стушевался и, улыбаясь, проворчал:

— Да это я так, хотел узнать, как в школе у нас учат.

— Хорошо учат, Игорь Сергеевич! По душе мне такое учение — и в школе, и в мастерской! Не чета прежней школе при палате — там не товарищи, а волки были, да учителя ленивы!

— Что же, школы на Руси плохи? — спросил начальник, нахмурив брови.

— Не плохи, — пожал плечами юноша. — Они просто другие, совсем другие. Вот в ваших школах ни закона Божьего, ни Псалтыря, ни Часослова не учат и не читают. А на Руси физических законов нет, материаловедения также, механике не учат.

— Ага! — поддержала разговор Марина. — Говорит люд, мол, в ваших школах Бога нет! Но детей учиться отдают. Знают, что без обучения никак.

Согласившись с ее словами, мужчины помолчали, потягивая чай. Где-то вдалеке, в городке, перекрикивались мужики, идущие с покоса, глухо лаяли псы.

— На Петров день дождя-то не было. Стало быть, урожай худой будет, — сказал вдруг Беклемишев.

— Но голода не будет, Петро! — заявил Игорь. — Уже не будет. Его в Енисейске уже несколько лет не было, хоть хлебную казну не всегда вовремя присылали.

— Картошка? Вот если бы ее на Русь вывезти, как вспоможение для людей в худые годы… — рассудил Беклемишев-младший. — Ведь картошки родится с малого куска землицы ажно в четыре раза больше, чем зерна!

— Это тебе в Ангарске сказали? — с улыбкой спросил Игорь, переглянувшись с женой. — Дарья Витальевна?

— Она самая! — кивнул Петр. — Супруга князя Сокола о сем говорила мне. Хочет она, чтобы голод на Руси упрежден был хоть малость самую, говорит, картошка — это верное дело.

— Уж не один год она этого хочет, — проговорил Моисеев еле слышно, поднимая взгляд к быстро темнеющему небу.

После чего начальник Ангарского двора проговорил:

— Верно она думает! Идея хороша! Вот только…

— Так научить людей надо, чтобы они ядовитые ягодки в рот не клали! — воскликнул юноша и, извинившись за то, что перебил старшего, продолжил: — Грамотки нужны, чтобы пояснять, как выращивать картофель!

— Добро! — закивал Игорь.

— А твоя семья, Петр, этим сможет заняться? — спросила вдруг Марина. — У вас, верно, и землицы есть в достатке?

— Есть, — опешил парень. — Но землица бедная…

— Так и в Енисейске она не жирна, — усмехнулся начальник. — Однако же растет земляное яблоко!

Супруги неспроста озадачили картошкой Беклемишева — младшего представителя семьи, вхожей в общество Ангарии, подводили к этому разговору не один месяц, аккуратно и к месту разъясняя выгоды данного растения для русского народа.

Глава фамилии боярин Василий Михайлович Беклемишев обещал прибыть в Енисейск в начале 1647 года — именно тогда должно быть закончено обустройство торгового пути из Оби на Ангару, через реки Кеть, Кемь и Енисей. Начатые еще по указу государя Михаила Федоровича работы до сих пор не прекращались, несмотря на то что у власти сейчас находился боярин Борис Иванович Морозов — опекун болезного царя Алексея. Государь уже давненько не только не являлся на свет божий из внутренних покоев Теремного дворца, но и не вставал со своей кровати. В Кремле кто с нетерпением, кто со страхом ожидали смерти несчастного. Алексей же, мучаясь, не желал сдаваться лихоманке. Организм отравленного царя боролся за жизнь, и иногда он, приходя в сознание, начинал узнавать окружавших его людей и пытался говорить с ними. Однако вместо речи у Алексея Михайловича выходило лишь тихое и невнятное бормотание, сопровождаемое сипением и хрипами. Он умирал, съедаемый недугом изнутри, и никто из лекарей не мог не то что вылечить царя, но и облегчить его страдания. В отравлении монарха вначале обвинили мекленбургского доктора Александра Блока, якобы совершившего сей тяжелейший грех по наущению некоторых неугодных Морозову боярских и княжеских фамилий. Но Блок вовремя бежал из Кремля, переодевшись в женское платье, — таким образом он не смог никого оклеветать по наказу Бориса Ивановича. Морозов же тем временем пытался спасти молодого царя, стараясь найти и доставить в Москву добрых и знающих лекарей и даже знахарей-ведунов. Однако все было без толку — кончина государя была лишь делом времени, потому в Кремле все громче раздавались голоса тех, кто подумывал о скором созыве Земского собора, — ведь державе нужен новый властитель. Морозов с явным неудовольствием ждал скорого столкновения с дядькой государя, двоюродным братом Михаила Федоровича — Никитой Ивановичем Романовым, и его приближенными — князьями Прозоровским, Шереметьевым и Черкасским. Тем более что в Москве Никита Иванович имел немалый вес и был одним из богатейших людей на Руси.

Тем временем окончательно стемнело. Постепенно смолкли все лишние звуки, вокруг стало тихо и спокойно. Лишь весело потрескивали подложенные в костер сухие сучья да привычно шумел Енисей. Жаркие языки пламени жадно охватывали их, все ярче освещая сидевших вокруг людей. Петр, крепко сжимая в руках пустую чашку, немигающим взором затуманенных думою глаз следил за танцующим огнем.

— Ну так что, Петро? — повторил вопрос Игорь, недоуменно глядя на парня. — Задумался?

— А? Чего? — встрепенулся Беклемишев, оторвав взгляд от костра.

— Пойдешь с осени в Ангарскую сельхозакадемию? Через год дело будешь крепко знать, а после дадим тебе помощников и отправим на Русь.

— И грамотки… — вставила свое слово Марина.

— И грамотки дадим, — кивнул Игорь Сергеевич.

— Как это? — растерянно захлопал глазами юноша. — Я же…

— Боярин, ясно дело! — энергично проговорил Моисеев, подсаживаясь поближе к собеседнику. — Но тебя никто в земельке ковыряться не заставит — надо дело открыть. Поначалу в Томске, Тарском городке, Тобольске, Тюмени. Люди там решительнее — не будут суеверия всякие сочинять. А потом и на своей земле посадишь — нужно привить картошку на Руси. И для отчизны порадеешь, и себе прибыток найдешь.

— С батей надо обсудить, — размеренно проговорил Петр. — А ежели он супротив пойдет, неча и огород городить!