Арктур и Кубок Планет - Маша Храмкова

– Туда?! – эта фраза взбесила Арктура. – Это все, что ты можешь сказать мне?!

Он кинулся к ней, но в этот момент Лора Финн исчезла. Растаяла, улетучилась, словно пыль.

Потрясенный, Арктур продолжал стоять на месте и смотреть в пустоту, где только что стояла его мама.

– Арк, – подоспела запыхавшаяся Вега. – Это… это не твоя мать.

Она тронула его за плечо и указала на запад. Там совершенно бесшумно в небо взлетал звездолет, такой же старый и потрепанный, что и «Гераклион». Достигнув верхних слоев атмосферы, он растворился, словно был не больше, чем просто мираж. В этот момент Арктур наконец все понял.

– Планета с временной аномалией, – произнес он. – Она сохраняет в памяти образы… а потом проигрывает их, как запись.

– Это невероятно, но это единственное возможное объяснение, – сказала Вега. Она тяжело дышала, а ее карие глаза возбужденно светились.

– Но она говорила со мной, – вспомнил Арк. – Она сказала: «Туда»!

– С ума сойти! Значит, она знала, что ты окажешься здесь, – воскликнула Вега. – Знала, что окажешься на Дее и найдешь ее дневник.

– Но я все равно не понимаю, – прошептал Арк.

Он взглянул на жерло вулкана, куда указывала Лора. Над ним клубились низкие облака, переливающиеся изумрудно-лиловыми волнами.

– Может, ответ ждет нас там? – предположила Вега.

Арктур взглянул вверх: путь на вершину займет много времени, а у них в запасе уже на два часа меньше.

В этот момент коммуникатор в шлеме Арктура ожил. Спустя пару секунд шипения до капитанов донесся встревоженный голос Нут:

– Здесь что-то пикает! Очень громко!

Арктур понял, в чем дело: на заднем фоне доносилось экстренное оповещение с радаров.

– Скажи мне, ты видишь что-нибудь на мониторе или в иллюминатор? – спокойным и вкрадчивым тоном спросила Вега.

– Да, это корабль капитана Криди! – радостно произнесла Нут. – Он заходит на посадку!

Арктур и Вега переглянулись. Шансов, что это именно Криди, было мало. Все же Коррин Блаз был прирожденным игроком, способным на все ради победы в Кубке. Он был молод, силен и чертовски зол, тогда как Валентин, несмотря на всю свою прыть и стальной характер, – смертельно болен.

– Нут, – сказала Вега. – Действуем, исходя из того, что это НЕ Криди. Блаз мог взять управление в свои руки.

На несколько долгих секунд коммуникатор замолчал.

– Я все поняла, капитан, – наконец сказала девушка. – Что мне делать?

Было холодно. А в холод, как известно, все созвездия сияют ярче, по крайней мере, на Формозе. Юноша спустился с крыльца и вылил за ограду последнее помойное ведро на сегодня. Взглянул на небо. Звезды смотрели на него свысока, словно насмехаясь над тем, как ничтожен и слаб он был в этой вселенной.

Парень сплюнул под ноги и достал из кармана пачку самокруток. Зажег одну и крепко затянулся. Отец не увидит; он наверняка уже дрыхнет с пеной у рта после целого вечера нейростимулирующих игр. Раньше он баловался только гормональными жвачками, но с тех пор как торговцы с Росс привезли эти игры, отец ни о чем другом не думал. Разве что бить их стал еще жестче.

Юноша с ненавистью взглянул на яркую Росс, на голубой спутник Ли Ру. У их обитателей было все – ресурсы, деньги, зеленые сады и леса. На Формозе же была лишь грязь и вот эти самые помои, удобрения, ускоряющие рост. Их продавал отец и именно на помоях сделал свое состояние.

А они – пятеро братьев и четыре сестры – работали не покладая рук, чтобы, как выражался отец, «хоть как-то оправдать свое существование».

Вот стартовали с Росс звездолеты, пять или шесть. Маленькие огоньки быстро вышли на орбиту и зависли в пространстве, прокладывая координаты. Вскоре один из них ушел в кротовую нору, а остальные разлетелись кто куда.

На Формозе тоже был космопорт, вот только оттуда почти никто не улетал. Примерно раз в два месяца к ним привозили новых беженцев с разных спутников и планет; Формоза трещала по швам, но это ненадолго. Каждый год летом, когда от испарений становилось нечем дышать, инфекция выкашивала добрую треть населения – тех, у кого иммунитет не успел сформироваться.

«Никто не улетает с Формозы, потому что улетать некому», – подумал молодой человек. Людям типа его братьев, сестер и недалекой мамаши не нужны были другие планеты. Отца интересовали только удобрения и игры, а его… Коррин выбросил сигарету и в последний раз взглянул на небо. Больше всего на свете он мечтал победить в Кубке Планет, потому что знал, что достоин лучшего. Будущего, где он не будет работать на отца, выращивать удобрения и терпеть побои.

Это он должен был родиться на Росс. Он должен был учиться у лучших пилотов Федерации вроде Германа Мато. Но вместо него Мато тренирует задохлика Арктура Финна! Коррин сжал кулаки: несмотря на то что на кучах навоза лежал иней, ему было жарко в одной футболке. Он был здоровым, самым старшим и выносливым из братьев, поэтому именно на нем отец вымещал свое разочарование.

«Несправедливо!» – Коррин ударил дверной косяк так сильно, что на нем осталась вмятина. На глазах выступили слезы боли, но парень тут же гневно смахнул их.

Арктур Финн… Этот позер, эта фотомодель – он не продержится и минуты против него один на один!

А эта фифа Леви-Хоук! Коррин ненавидел ее еще больше: гениальную девочку, получившую статус мастер-пилота раньше всех в галактике. И все же Вега ему нравилась, хоть он и скрывал это даже от самого себя. Он представлял ее, когда ложился в кровать: ее ангельское лицо, длинные каштановые волосы и лисью улыбку.

«Она не конкурентка мне!» – думал Коррин, но на самом деле это означало: «Мне никогда не стать равным ей».

У Финна и Леви-Хоук были все условия, чтобы достойно подготовиться к Кубку Планет 2235 года, он же мог тренироваться только рано утром или по ночам, когда отец и братья спят.

В последний раз бросив взгляд на ненавистные звезды, Коррин отправился на свою импровизированную спортивную площадку за домом. В старом колодце он прятал «штангу» (старый дедовский лом), в ящиках для рассады – гири. Навесив две пятилитровые бутылки, наполненные вонючей жижей из скважины, Коррин принялся поднимать штангу. Десять, двадцать, тридцать раз… Он должен стать сильнее, чем три года назад, он должен раздавить Финна, если столкнется с ним врукопашную.

Только здесь, на заднем дворе их дома, Коррин чувствовал себя свободным. Вольным делать то, что он хочет. Пар валил из его рта, мускулы играли под плотно обтянутой футболкой. Каждое движение приносило боль, но несмотря на это, Блаз улыбался: это были те ощущения, которые он любил.

Удар кнутом в спину застал его врасплох. Коррин вскрикнул (за что потом неоднократно винил себя) и выронил штангу из рук.

– Это что еще за хрень?! – Отец был трезв и даже без пены у рта. Правда, от него все еще разило гормональной жвачкой.