Пасынки Луны. Часть 1 - Денис Георгиевич Кащеев

Анастасию Августиновну ничего не подошло – это-то великовато оказалось. Княжна его до истерики стыдится, так что лучше ее о сем не спрашивайте».

– Хорошо, – кивнул я.

– Главное – тепло! – заметила Светка, должно быть, приняв мой ответ духу на счет своего наряда.

– На, нацепи на рукав, – я подал ей черную повязку. – Для полноты комплекта!

– Сейчас, только в телогрейку влезу…

Каратова принялась натягивать свой ватник, тем временем я протянул вторую повязку Любомирской.

– Ты тоже.

Не преминув состроить кислую рожицу, девочка взяла у меня матерчатую полосу, неуверенно пристроила к правому рукаву, неловко попыталась завязать…

«На левый, – подсказал “паук”. – Чернь носит так».

Настя переложила кусок черной ткани в другую руку, но с задачей снова не справилась.

– Давай помогу, – вздохнул я, делая шаг к княжне.

Помедлив, Настя кивнула, и через несколько секунд моими стараниями повязка заняла положенное место над ее левым локтем.

Тем временем Светка надела ватник и повязала свою – при помощи пальцев одной руки и зубов – как и я до этого себе.

– Ну, теперь на чернь потянете! – выдавил я ободряющую улыбку, окинув критическим взглядом спутниц.

– Сомнительный комплимент! – поморщилась княжна.

– Если кому куда надо – носик там припудрить – самое время, – бросил я ей. – Потом может быть негде!

– Носик припудрить? – не поняла иносказания девочка. – А что у меня не так с носиком? – потянулась она рукой к лицу.

– Дамскую комнату посетить! – хмыкнув, перевел я.

– А… Я уже… – кивнула Любомирская, слегка покраснев.

– Тогда выходим? – уточнил я, обращаясь уже главным образом к Ди-Сы.

«Да, сударь, пора», – ответил дух.

– Пошли, – согласилась Светка.

Настя – еще, должно быть, не оправившаяся от смущения – молча кивнула, и я шагнул к двери, отделявшей нас от улицы охваченного бунтом города.

Глава 19

в которой я прикидываюсь чернью

«Приближается самобеглая коляска, – выдал предупреждение Ди-Сы. – Советую отойти на тротуар».

Не понять, что нас нагоняет автомобиль было, впрочем, невозможно: не только по нараставшему с каждой секундой надрывистому рокоту мотора, но и по пронзительному кряканью клаксона – отчасти даже ритмичному, словно сигнальщик пытался выдать благодарным слушателям некое подобие мелодии.

Как и подобает уважающей себя захватившей город черни, от самого дома барона фон Оффенберга мы со Светкой и Настей гордо шли аккурат по середине улицы, но теперь вынуждены были посторониться. Автомобиль как раз выруливал из-за угла. Это оказался украшенный парой развевавшихся черных знамен грузовичок, нещадно чадящий и столь скрипучий, что издаваемый им лязг и скрежет временами заглушал и потуги клаксона, и даже надсадный кашель двигателя. Открытый кузов сего ведра с гайками – судя по характерному запаху, раньше использовавшийся крестьянами для транспортировки навоза на поля – был набит людьми с черными повязками на рукавах. К слову, вооруженных отнюдь не только камнями и палками: у плечистого бородача, грузно облокотившегося на крышу кабины водителя, в руках имелся тяжелый даже с виду арбалет, а у одного из его товарищей из-за спины и вовсе торчал вороненый ружейный ствол.

«Только не стойте с такими лицами, словно сия банда только что сожгла вашу родовую усадьбу и теперь ищет вас, дабы развратно надругаться, – заявил “паук” – должно быть, видок у нас троих сейчас и впрямь был не слишком дружелюбный. – Приветствуйте товарищей по черному делу! Ну, давайте же!»

– Короче, все по классике: улыбаемся и машем! – прошептал я, растягивая рот в самом дебильном оскале, на который только был способен.

Каратова с Любомирской также постарались придать своим физиономиям восторженное выражение, и мы принялись «радостно» размахивать руками. Светка даже что-то сподобилась истошно прокричать – кажется, это было нечто вроде «Эгегей, вашу Машу!». Всяко не думаю, что в грузовике сумели хоть что-то расслышать.

Порыв наш не остался незамеченным – из автомобиля принялись махать и кричать в ответ – теперь, впрочем, уже мы не могли разобрать слов. И тут вдруг пучеглазый паренек, сидевший на борту кузова, свесив ноги в заляпанных грязью сапогах наружу, широко размахнулся и что-то в нас швырнул. Как мне показалось в первый момент – чуть ли не файербол! Не спрашивайте только, откуда такой мог взяться у черни!

«Никаких щитов!» – рявкнул мой фамильяр – вовремя: мои пальцы на автомате уже почти скрестились.

– Я и не собиралась! – заявила юная княжна отшатнувшись.

– А я чуть не поставила… – призналась Светка.

В этот момент «снаряд» упал к ее ногам – это оказалась алая роза. Ключ ведает, где паренек оную взял посреди мартовских снегов и льда. Хотя нет, понятно где: в какой-нибудь разграбленной княжеской или графской оранжерее…

«Поднимите сие, сударыня!» – посоветовал моей подруге дух.

Светка не шелохнулась – то ли не поняла, то ли просто растерялась – но за цветком по-быстрому нагнулась Настя. Ухватив розу за стебель – аккуратно, чтобы не напороться пальцами на острые шипы – второй рукой княжна изящно послала дарителю воздушный поцелуй.

– Не перебор? – скептически пробормотал я. – У черни, небось, манеры попроще.

В грузовике – уже удалявшемся – впрочем, лишь загоготали и наперебой принялись хлопать паренька по затылку и плечам – кажется, лишь чудом не спихнув его при этом с бортика на мостовую.

– Лучше так, чем стоять, словно кариатида, – буркнула между тем девочка.

Когда автомобиль скрылся вдали, розу она тут же, не глядя, выбросила в лужу.

Мы продолжили путь, и минут через пять улица вывела нас на запруженную народом площадь. В центре той была возведена дощатая трибуна, с которой сейчас выступал невысокий лысоватый человечек в расстегнутом нараспашку черном кожаном пальто. Кричал он в рупор, но это вам не магия – туда, где мы стояли, долетали лишь отдельные слова – да и то приходилось их угадывать. «…Есть… такая… партия… вчера… рано… завтра… будет поздно…» – вроде бы, уловил я, но мог легко и перепутать что-нибудь.

Вовсе миновать собравшуюся толпу у нас не было никакой возможности – разве что сделав крюк на добрый квартал – и мы принялись потихонечку пробираться ее разреженным краем, огибая площадь по широкой дуге. Нас охотно пропускали – в конце концов, мы же не к оратору поближе протискивались! Надо сказать, что люди на площади – по крайней