Один толстый англичанин - Кингсли Эмис

Он выбрался из такси; улица тонула во тьме. Ни души вокруг, хотя в отдалении кто-то горланил песню. Роджер мог поклясться, что баки, которые он разглядел возле главного подъезда, были мусорными. Но их крышки были обвязаны цепью. Он постоял, недоуменно пялясь на такое диво. Ведь крышку нужно снимать хотя бы иногда, иначе бак нельзя будет ни опустошить, ни бросить туда мусор. Держась за перила, он шагнул на ступеньку и оглянулся на баки с их крышками. И тут его осенило: крышки приковали затем, чтобы их не смогли украсть и потом продать. Сколько можно получить за крышку от мусорного бака? Что это за культура, спрашивал он себя, где принимают меры против людей, ворующих крышки мусорных баков, в то время когда другие люди, другие, смотрят цветной телевизор или ездят в Вермонт охотиться? Ему не надо было искать ответ на свой вопрос. Он его всегда знал.

Он решил, что лестница больше способствует мыслительному процессу, нежели лифт, поэтому стал подниматься пешком. Дверь он открывал с теми же мерами предосторожности, что и в первый раз, оказавшимися, как и в первый раз, излишними: в квартире никого не было. Это уже был верх несправедливости. Три бутылки, опустошенные им раньше, молчаливо говорили, что дальнейшие поиски бессмысленны. Заняться было решительно нечем. Бродя по комнатам – ковровое покрытие, когда-то жемчужно-серое, было во многих местах прожжено и в дырах, – он обнаружил патефон, на крышке которого виднелись круглые пятна от горячего кофейника и стаканов со спиртным, кресло-качалку в новоанглийском стиле с отломанным подлокотником, кушетку, с первого взгляда на которую пропадало всякое желание прилечь на нее (откуда бы ни взялась вся эта рухлядь, она явно попала сюда не из магазина Миранды), и наконец, на мореной сосновой доске на стене – голову таксы с медной табличкой под ней: Митци (1946–1953). Интересно, Строд так ее любил или это его охотничий трофей? Может быть, и то и другое.

Роджер подошел к книжным полкам, когда-то очень давно покрашенным под мрамор-горгонцолу. Здесь стояло несколько дюжин картонных папок с рукописями и сотни две книг, все явно романы и все в омерзительно-кричащих переплетах – забытые однодневки. Он взирал на них с вялым отвращением, которое мало кто, кроме посвященных, счел бы приличествующим человеку, по долгу профессии обязанному заботиться о том, чтобы книги современных авторов попали в руки массовому или, по крайней мере, относительно многочисленному читателю. На суперобложках, развернувшихся, смятых и торчащих без надежды, что когда-нибудь книгу снимут с полки и приведут в порядок, красовались цитаты, восхваляющие то или иное произведение, как верное великой традиции, заложенной еще Джейн Остин и продолженной Генри Джеймсом. Роджер никогда не слыхал ни об этих книгах, ни об их авторах. Роджер зевнул – книга, которую он снял с полки, да и все остальные не вызывали ничего, кроме скуки. А что вызывало скуку у него, было вообще недостойно чтения, это он знал по опыту.

Письменный стол, увенчанный разбитой пишущей машинкой, выглядел более многообещающе. Кроме прискорбных свидетельств того, что хозяин стола был заядлым курильщиком с многолетним стажем, тут еще валялось несколько писем, явно полученных недавно. Роджер взял листок, видимо второпях вырванный из блокнота; на листке было коряво нацарапано несколько строк зелеными чернилами. Опустив все формальности, автор письма сообщал, что недавно прибыл в Соединенные Штаты из Соединенного Королевства и просил содействия в поисках издателя для его книги о Южной Америке, взятой в образовательном и прочих социальных аспектах; он обещал выслать рукопись «в установленном порядке», еще связаться со Стродом «в непродолжительном времени» и подписался «Л. С. Катон». Остальные послания представляли еще меньший интерес.

Роджер принялся за ящики стола. Ни один из ящиков не был заперт, и каждый по меньшей мере наполовину был занят картонными папками с рукописями. Едва ли не все они были присланы Эткинсу, похоже, значительно раньше, чем письма, и еще меньше могли рассчитывать на то, чтобы иметь прошлое, так же как настоящее и будущее, чем книги на полках. Зрелище этого кладбища литературных выкидышей благотворно подействовало на Роджера, он даже повеселел, лишь одно озадачивало, зачем Эткинсу нужно было заниматься подобной макулатурой. Как такое могло произойти? Роджер немного утешился, подумав, что, не случись сегодняшней истории, он так никогда и не узнал бы всю подноготную Строда Эткинса.

Тут в голову Роджеру пришла мысль, первая вполне определенная и конкретная мысль за последние несколько минут. Наверняка в одном из этих ящиков ожидает своей незавидной участи «Перн в ядерном вихре» – единственное литературное произведение его бесталанного свояка, борца за ядерное разоружение, который считал, что все британские издатели участвуют в едином империалистическом и, конечно обреченном, заговоре против него. Если он отыщет рукопись, это основательно повысит его в глазах Памелы. «Так или иначе, но мне удалось добыть ее. Это стоило немалых усилий, но…» – «О Роджер, не может быть! Это просто замечательно!» Выпив воды, он принялся систематически обшаривать ящики стола. Вскоре он добрался до нижнего, но никак не мог открыть его. Ручки не было, а забит он был так плотно, что его содержимое цеплялось за дно верхнего ящика. Однако заперт он не был, и несколько рывков в манере Джо Дерланджера сделали свое дело. Где-то посредине кипы, между двух драных папок, он наткнулся на маленькую непривычного размера книжицу, обернутую в мраморную бумагу. Он как-то неловко вытащил ее, и оттуда вылетела продолговатая карточка, заложенная между страниц. Запись, сделанная от руки коричневыми чернилами, сильно выцвела. Роджер с трудом разобрал:

Лорд Г. – 1 плеть

У – м – 2 плети

Уотте – 3 плети

Габриэл – 10 плетей

Алджернон – 50 плетей

Через три минуты Роджер уже не сомневался, что, хотя записи в книжке не принадлежали к лучшим текстам Суинберна, не делали чести Суинберну и даже самым недвусмысленным образом дискредитировали Суинберна, тем не менее принадлежали самому Суинберну. А раз так, то следовало спасти их от загребущих американских лап. Остальное, что полагается делать в подобных случаях, он сделает позже. У него было предостаточно времени, чтобы сложить все обратно в стол и закрыть ящики, спрятать драгоценную записную книжку в особый внутренний карман пиджака, прежде чем под окнами послышался шум подъехавшего такси. В две секунды он выключил свет и занял позицию, держа палец на выключателе. Стукнули дверцы лифта.

Эффект, как он и рассчитывал, был потрясающим. Когда он включил свет, Элен вскрикнула и аж подпрыгнула на месте. Даже Мечеру понадобилось секунды две, чтобы его глаза и нижняя челюсть вернулись на место. Потом он ухмыльнулся и сказал:

– Вы очень умны, мистер Мичелдекан. Определенно у вас прекрасная память на некоторые вещи. Никак не думал, что вы обратите внимание на слова Строда, что я могу воспользоваться этой квартирой.

– О, я всегда все внимательно слушаю, – ответил Роджер самым спокойным голосом, на какой был способен.

Последние несколько часов он то и дело задавался вопросом, а что, собственно, он предпримет, когда настанет его момент. Теперь он это знал, по крайней мере знал, как будет разворачиваться первый акт этой драмы. Но спешить не следовало. – Теперь я, кажется, знаю, какова будет моя роль в твоей жизни. По счастью, это можно наглядно продемонстрировать, так что мне не придется утруждать себя нудными объяснениями. – Он двинулся на Мечера, который застыл на месте. – Посмотрим, каков ты, когда нужно применить силу, чтобы защитить того, кто тебе нравится или кого ты любишь.