Зазеркалье Нашей Реальности - Медина Мирай

– Привет, Робин! Как ты?

Они похлопали друг друга по спине в знак приветствия.

– Хорошо. На испытательном сроке. А как ты?

– Сижу с психами, как и обычно. Есть весточка от моей сестры?

– Вы с Рейн не общаетесь?

– У нас всегда были сложные отношения. Думаю, ты знаешь ее лучше меня. Вы же обучались в одной группе? Или в раздельных?

– В одной. Да, она отличный боец, – кивнула Робин, посматривая на железную дверь. – Впустишь, Одри?

– Да. Просто здесь так свежо, а там… неприятно.

«Мягко сказано», – вздохнула про себя Робин, направляясь по темному коридору.

Затхлый, тошнотворный воздух. Сырость, ставшая неотъемлемой частью стен, мебели и людей. Пара крохотных окон с решетками ближе к высокому потрескавшемуся потолку.

Они свернули в длинный коридор, освещенный четырьмя свисающими лампами. За железными дверями слышался нескончаемый гул голосов, смех, какие-то постукивания и чьи-то молитвы. Робин старалась не вслушиваться и не думать о том, что большинство находящихся здесь людей обречено умереть в этих стенах.

Одри остановилась у железной двери с единственной табличкой: «Перед входом сотрудник обязан проверить заключенную через глазок и приготовить оружие». Заметив замешательство Робин, она пояснила:

– Она отгрызла часть руки нашей коллеги. Во второй раз мы успели вовремя: пострадавшей только прокусили ляжку.

– Говорит с вами?

– Только со мной почему-то. Иногда просит почитать ей сказки. И еще давать плюшевые игрушки. Говорит, что плохо спит без них. После тех случаев мы ничего ей не давали.

Одри посмотрела в глазок. Резким движением жилистой руки она отодвинула три тяжелых засова и приложила палец к сканирующей панели. Услышав положительный писк прибора, Одри открыла дверь и зашла первой. Спустя пару секунд Робин зашла следом.

Комната напоминала палату в больнице: чистую, светлую, с шероховатой напольной плиткой и белыми отштукатуренными стенами без единого пятнышка. В середине – небольшой стеклянный куб. Находящаяся внутри блондинка с двумя низко завязанными хвостиками, украшенными красными бантами, посапывала, лежа в смирительной рубашке на пружинистой кровати.

– Стекло блокирует все внешние звуки. – Одри протянула Робин плоскую рацию, похожую на сенсорный телефон. – Но там есть крохотные динамики, поэтому можешь с ней поговорить.

Робин приняла рацию неуверенно, напоследок вздохнула, нажала на кнопку и произнесла:

– Челси.

Девушка вздрогнула, распахнула карие глаза и принялась крутить головой. Наивный взгляд остановился на посетителях. Широко и искренне, словно ребенок, она заулыбалась.

– Робин! Ты пришла! – Челси вскочила с постели и принялась прыгать. – Одри, моя сводная сестра пришла, ура! Она не забыла обо мне.

– Конечно, не забыла. – Как можно было не улыбнуться в ответ на ее радость? Но Робин тут же напомнила себе, кто перед ней.

Челси села на кровать.

– Ты проведала маму? Отнесла ей цветы? – Голос ее заметно погрустнел. – Ее вообще кто-нибудь навещал, пока я сидела здесь, а ты была в академии?

– Могила ухоженная. Цветы отнесла.

– Пионы, как она любит?

– Да.

Челси опустила взгляд и спросила неуверенно:

– А тех, кто убил ее, нашли?

– Мировой Совет продолжает расследование.

– Четыре года прошло, а они никак не найдут, кто убил сотню человек? – В ее тоне слышалось уныние. – И ладно эта сотня, но наша мама… У нее даже не было головы, когда ее нашли. Остальных просто застрелили.

Робин сглотнула. В тот день, когда доставили тело ее приемной матери Марго, она не пожелала его видеть. Ей достаточно было узнать выглядывающую из-под покрывала руку. Синий маникюр на коротких ногтях, нежная бледная кожа и маленький шрам. Да, это она. Погибла вместе со своей хозяйкой – королевой Броук.

– Знаешь, может, после развода она и бросила меня, оставив отцу… этому безжалостному извергу… Но я все равно ее любила и очень ждала. Иногда мне даже казалось, что тебя она любит больше.

– Она любила нас одинаково, – быстро проговорила Робин, чувствуя в голосе сестры нарастающее напряжение.

– Тогда почему бросила? – спросила Челси громче. – Она же знала, что с отцом я пропаду.

– Она хотела забрать тебя позже.

– Да вот не успела! – выкрикнула Челси яростно и приблизилась к стеклу. – Она словно забыла обо мне! Звонила иногда, да ну и что? Бросила меня, родную дочь, на произвол судьбы с чудовищем, а тебя, приемную, забрала во дворец. Отец со своими шлюхами тоже обо мне забывал. Выпивал и смотрел страшные фильмы, пока я не могла найти, что съесть, а стоило мне выйти на улицу за едой, так по возвращении меня ждала трепка. А потом!.. – Она не замечала, что по щекам все это время катились слезы.

А потом, мысленно продолжала Робин, над четырнадцатилетней Челси издевался не только отец, но и его временные подружки. Со временем Челси начала сходить с ума в небольшой темной квартирке наедине с безответственным отцом. Свернувшись калачиком на полу рядом с диваном, на котором он развалился, она смотрела вместе с ним ужастики, пока однажды один из них не вгрызся в ее обессиленное и измотанное сознание: это был фильм о двух закадычных друзьях, обреченных умереть в пустыне от голода. Они рисковали не дотянуть до ближайшего города. Один из них, отчаявшись и обезумев, под покровом холодной ночи убил друга, съел его, выжил и добрался до города. Отец не заметил на себе взгляда блестящих глаз дочери. И уж точно не подозревал, что эта ночь станет для него последней. После двух дней безответных звонков перепачканную его кровью, с красным после трапезы ртом Челси нашли все у того же дивана с распластавшимся на нем убитым мужчиной. Она не смогла сказать ни слова. Тощую, ее вынесли на руках и отправили в больницу, а Марго, осознав всю тяжесть своей вины, не смогла искупить ее ни одним извинением. Она поняла, что безвозвратно потеряла свою дочь. Девочке больше не было места среди нормальных людей.

Иногда Челси вела себя так, будто застряла в детстве, когда еще не произошли те ужасающие события. В эти моменты она словно не осознавала крушение своей жизни. Она была сыта, одета, ей давали посмотреть добрые фильмы, почитать хорошие книги, поиграть с плюшевыми игрушками, и рядом не было ни отца, ни его потаскух. Казалось, жизнь прекрасна.

Но все же порой в ней просыпалась неуемная жажда насилия. И каждый раз глубоко в душе, где пылью покрылись остатки здравомыслия, она не понимала, почему.

– Меня выпустят отсюда? – спросила она как ни в чем не бывало. – Ну, хотя бы когда-нибудь?

Робин оглянулась на Одри, но та лишь сжала губы, брови ее сошлись в выражении жалости.

– Понятно, – безжизненно заключила Челси. – Одри, пожалуйста, включите мне какой-нибудь мультфильм. Уходи, Роб. Нам больше не о чем говорить.