Второе предупреждение. Неполадки в русском доме - Сергей Кара-Мурза

В октябрьском номере журнала «Наша власть» была поднята тема, которая кое-кому показалась надуманной — о любви к власти. Между тем на обыденном уровне эта тема как раз обсуждается часто. Во время выборов по радио кто-то из оппозиции критиковал правительство. Позвонил радиослушатель и спросил: «Почему вы не любите власть?» Вопрос привел и ведущего, и его гостя в замешательство. Ответ был какой-то неуверенный — мол, при чем здесь любовь? Власть — не жена, не подруга, разве здесь уместны такие чувства?

Сразу скажем, что вопрос «почему вы не любите власть?» вовсе не лишен смысла, хотя власть и впрямь не жена. Но ведь не только жену можно любить или не любить. Только ли разум влияет на наше отношение к власти? Нет. Выработка этого отношения так важна в нашей жизни, что к этому делу привлекаются все сферы нашей духовной организации — разум, чувства, вера, воображение и т.д.

Как же люди определяют свое отношение к власти? Оно что, складывается по наитию, по тайной склонности души? Любовь зла — полюбишь и козла? Изучал ли кто-нибудь этот вопрос? Есть ли общедоступный метод для того, чтобы выработать человеку разумную позицию в отношении вполне конкретной власти или, более узко, правительства? Как ни странно, в знаниях по этому вопросу у большинства оказалась прореха, каждый пользовался своим методом. Одни голосуют сердцем, другие чувствуют спинным мозгом, третьих очаровывает умение играть на ложках и ущипнуть за задницу секретаршу немецкого канцлера. Между тем отношение граждан к власти — один из наиболее разработанных разделов социологии. Обозначим главное в этом знании.

Прежде всего, для стабильной власти абсолютно необходимо доброжелательное согласие большинства активных граждан на существование этой власти. Это объяснил уже в начале 16 века Макиавелли — власть держится на силе и согласии. Нет согласия — исчезает и сила, так что власть можно свергнуть буквально одним пальцем. Так в феврале 1917 г. пала царская власть — даже близкие родственники царя надели красные банты. Так же в 1991 г. никто не стал защищать советский режим в обличье Горбачева. Наш вопрос сводится к тому, как в человеке возникает убежденность, что данную власть надо поддерживать.

Понятно, что этот процесс, происходящий в уме и сердце человека, власть на самотек не пускает, привлекает на помощь всех тех, чье слово или жест могут повлиять на человека. Раньше власть монарха утверждала Церковь, уполномоченная толковать Божественное Откровение, и огромную роль в признании власти монарха играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными. Сейчас, когда мы все сплошь образованные, на одних Окуджава подействует, на других Алла Пугачева, третьи млеют при виде академиков. Одни поддаются этому воздействию, другие сопротивляются. Тут каждый делает свой выбор — плясать под чужую дудку или думать.

Это трудно, ибо и образованные не только разумом живут. Алла Пугачева, агитируя за Ельцина, не к разуму обращалась, а к чувству. На тех, кому ее песни не нравились, ее агитация не действовала. Конечно, разумный человек не должен бы попадать под влияние даже такой очаровательной певицы, но не нам упрекать друг друга в слабостях. Потерять голову от невразумительных речей Сахарова ничуть не более достойно. А я знал демократок, которым Гайдар казался красивым мужчиной. В общем, доводы, недоступные логике и расчету, играют в укреплении власти огромную роль, и с этим надо считаться.

Разум работает труднее и основательнее. Человек вглядывается в жизнь, собирает факты, обдумывает их, делает расчеты, выстраивает логические умозаключения. Но чувство рядом, оно то поддакивает разуму, то возражает или соблазняет. Бывает, разум и чувство идут рука об руку, и тогда возникает неодолимая воля. Николай Клюев писал: «Уму — Республика, а сердцу — Матерь-Русь!» Но и разлад между разумом и чувством — обычное дело. М.Пришвин писал о крестьянах: «Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара». Неодолимая воля возникла со Сталиным, который были и царем, и комиссаром.

Сегодня разлад между разумом и чувством достиг у нас рекордной глубины. У В.В.Путина рейтинг очень высок, а у правительства очень низок. Образ В.В.Путина людям нравится, он греет душу, а реальные дела его же правительства, воспринимаемые разумом, совсем не нравятся. Это плохой признак. Держаться на формуле «добрый царь — злые министры» государство долго не может.

Это проблема легитимизации власти или «превращения власти в авторитет». Это — совсем не то, что законность (легальность) власти, т.е. формальное соответствие законам страны. Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Вспомним Октябрь 1917 г. Никого тогда не волновал вопрос законности Временного правительства — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей. Это потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба. На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три человека собрались, трясясь от страха, где-то в лесу и ликвидировали СССР.

Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить именно когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы людям просто странными.

Как же определяют, в двух словах, суть легитимности ведущие ученые? Примерно так: легитимность — это убежденность большинства общества в том, что данная власть действует во благо народу и обеспечивает спасение страны, сохраняет главные ее ценности. Такую власть уважают (разумом), а многие и любят (сердцем), хотя при всякой власти у каждого есть основания для недовольства и обид. Писатель О.Волков большую часть жизни провел в ГУЛАГе. Перед смертью он сказал В.В.Кожинову, что, конечно, он не может любить советскую власть, но при ней он был спокоен за Россию — она была не по зубам никакому врагу, ее спасение было гарантировано. А теперь, при демократии, он умирает в тоске и страхе — выживет ли страна при этой власти.

Надо подчеркнуть, что легитимность власти зависит от мнения именно тех граждан, которые одновременно мыслят в двух уровнях — и о благе людей (включая себя и своих близких), и о благе страны (включая будущие поколения народа). Мнение космополитов, даже очень богатых, для которых в любом Париже готов и стол, и дом, не так существенно. Им, конечно, нравится власть, при которой они богаты и не испытывают притеснений, но расчленение или даже исчезновение их страны трагедией для них лично не будет. Мнение таких отщепенцев, которые есть в любом народе, авторитета власти не придает. Важно мнение тех, кто поливает свою землю потом, а иногда и кровью, и «запасной» родины не имеет. Хотя и бывают моменты в истории, когда именно отщепенцы распоряжаются у власти, но это всегда моменты смуты, долго длиться они не могут.

Думаю, едва ли не каждый согласится, что, начиная с перестройки, наша государственная власть и строй, который она пытается создать, переживает кризис легитимности. Людям хочется верить, но никак не складывается ощущение, что этот строй — во благо народу, что при этой власти спасение страны гарантировано. Не позволяет реальность сделать такой оптимистический вывод. Надежды на Ельцина развеялись быстро — их уже Гайдар с Чубайсом развеяли, а уж потом…