Таматарха. На службе у Изгоя - Роман Злотников

И вот два из четырех снарядов с нефтью разбились о дерево пиратских судов, ярко вспыхнув. Еще два перелетели ряд ладей, и позади кораблей растеклись пламенные лужи, постепенно стекающие вниз. На берегу раздались удивленные и испуганные вопли, быстро сменившиеся яростными криками.

– Бей!!!

В этот раз начиненные нефтью глиняные сосуды сорвались с пращей практически одновременно, и четыре пламенных росчерка синхронно пробороздили небо. Греческие мастера пристрелялись, и уже три снаряда врезались в дерево кораблей.

– Поворачивай!

Я несколько усовершенствовал византийские корабельные катапульты поворотным кругом. Эта конструкция представляет собой вращающийся деревянный диск-основу, на который мы и установили порок. В одном положении его фиксирует стальной прут, вложенный в специально просверленный желоб. Стоил он немало княжеского золота, зато сейчас нам нет никакой нужды выполнять сложные маневры с разворотами либурн – а это здорово экономит время!

– Бей!!!

Четыре снаряда одновременно сорвались с пращей, устремившись в сторону судов левого края…

Отстрелявшись по флангам, я приказал кормчим подойти к берегу немного ближе. Между тем огромная толпа горцев бросилась от виднеющихся вдали каменных укреплений к горящим кораблям. Они оказались в зоне досягаемости катапульт – и по моей команде расчеты перенесли огонь на людей. В то же время в воздух взмыли десятки зажженных стрел, калеча и убивая касогов, прорвавшихся к ладьям, и множа очаги возгорания.

– Это вам за Радмира!!!

Ярясь, я с мрачным торжеством наблюдаю, как мечутся объятые пламенем фигуры, как падают люди, пробитые стрелами. Сладкой музыкой звучат многочисленные крики боли и ужаса, раздающиеся со стороны горцев! И все же я полководец, точнее, флотоводец и не имею права давать волю эмоциям. Оторвавшись от картины пламенного ада, развернувшегося у примкнувших к сходням кораблей, я обратил взгляд на фланги. И вовремя! Касоги уже спустили на воду две ладьи, полностью укомплектовав их командой. Да и по центру все больше людей прорываются сквозь стену огня к уцелевшим судам. Со стороны противника ширится оглушительный волчий вой, повисший над бухтой.

– Назад! Гребцы, назад!

Мой крик подхватил кормчий, его расслышали и на ближней либурне. Раздался условный сигнал рога – необходимость в маскировке отпала с началом атаки, – и, повинуясь приказу, все четыре корабля стали набирать скорость, двигаясь к горлу бухты.

Более полутора десятков вражеских судов мы спалили на приколе, еще три зажгли на воде. Два из них неудачно для себя набрали одну с нами скорость, после чего приблизились на дистанцию эффективной стрельбы катапульт – за что и поплатились. Команда еще одной, подобравшись с фланга, сумела рывком проскочить в мертвую для пороков зону – и попала под стрелы лучников сразу трех либурн. Утыканная горящими стрелами словно еж, ладья занялась огнем всего за пару минут.

Но не меньше трех десятков вражеских судов бросилось в погоню. Пылающие гневом горцы презрели смерть – тем более что в их глазах мы по-прежнему остаемся относительно слабой, пусть и зубастой добычей. Правда, наученные горьким опытом касоги держат почтительную дистанцию – но как только они выйдут в открытое море, то сумеют прорваться на абордаж, используя свою многочисленность и простор для маневра.

Так они думают.

– Суши весла!

По сигналу рога замедлили ход все четыре либурны. Замедлились и ладьи противников, ожидая от нас очередной подлости.

– Веером!

Вновь подал сигнал рог, и три из четырех судов моей эскадры начали набирать ход, одновременно уходя в стороны. Видя, как они ускоряются, громко заорали касоги – со стороны должно показаться, что моя либурна решила прикрыть отход оставшихся кораблей. И в этот же миг Еремей поднял мой личный штандарт – скрещенные золотые мечи на красном фоне. О, он хорошо знаком горцам!

Большая часть вражеских судов устремилась к нашему кораблю, посчитав мою голову достойной платой за огонь и смерть, что мы им сегодня принесли. А я принялся считать пиратские ладьи, жарко потея от охватившего тело напряжения:

– Один, два, три…

На счете «десять» я резко взмахнул рукой. Гулко заревел рог, и Никифор наконец-то отправил в сторону врага один-единственный снаряд – и нет, он даже не попал ни в одну из касожских ладей. Он всего лишь угодил в здоровенную нефтяную лужу в горле бухты – при проходе мы бросили в воду двенадцать прорубленных бочонков с горючим, практически весь наш запас! И вот теперь десяток кораблей прорвался через нее, еще четыре оказались в ее пределах, а прочие только приблизились к границе лужи. Лужи, всего за пару ударов сердца превратившейся в стену огня!

Пламя мгновенно охватило оказавшиеся поблизости корабли, отрезая обратный путь вырвавшимся вперед судам и одновременно преградив дорогу оказавшимся сзади. Нет, конечно, они могут обойти огонь, вот только пока затормозят, пока начнут разворачиваться и обходить… Между тем еще одна ладья, не сумев вовремя остановиться, влетела в бушующее пламя, практически полностью потеряв ход!

– Стрелы! Бей! Никифор! Попробуй достать хвост!

Но еще до моей команды греческий мастер отправил в небо очередной зажигательный снаряд, сумевший накрыть замыкающую ладью, а в борт ближней впилось едва ли не два десятка зажигательных стрел… А оставшиеся либурны, заслышав условный сигнал, поспешили обратно, к повернутым бортами касожским ладьям, стремительно набирая скорость.

– Полный вперед! На таран!!!

На короткое мгновение мне вдруг почудилось, что я слился с кораблем, прочувствовал каждой клеточкой тела его набирающий скорость ход! И в то же время мне показалось, что я физически ощущаю буйство таких противоположных стихий, какими являются огонь и вода. Будто я слился с ними душой, испытал их недоступную человеку мощь – и уловил ужас людей, в этих самых стихиях погибающих…

Мои мысли прервал страшный удар тарана, сбивший меня с ног под оглушительный треск дерева и испуганные крики касогов.

– Втянуть весла! Все наверх!

Проорав приказ варягам и поднявшись на ноги, я тут же выхватил меч, обернувшись к Еремею и встающим с колен новгородцам:

– Братья! Защищайте греков, не отходите от них! Никифор! Бей по своему усмотрению, поджигай выходящие из бухты корабли!

Еремей бросился выполнять приказ, а я обратился к стрелкам:

– Лучники! Все в хвост, прикройте нас! Бейте срезнями!

Убедившись, что лучники выполнили мою команду, а из-под палубы показались варяги, я прыгнул к левому борту – туда, где над обшивочными досками уже возвысилась голова первого пирата. Через мгновение он рухнул вниз с разрубленным черепом – не успел закрыться щитом.

– Бей!!!

Моя вторая абордажная схватка запомнилась мне гулким хрустом – хрустом разрубаемых человеческих костей. Да, мы сумели протаранить одну ладью, буквально сразу пустив ее на дно с частью экипажа, а лучники сожгли пиратский корабль, до того уже попавший под их обстрел. Но даже с погибающих судов горцы отчаянно бросались в воду, зажав в зубах кинжалы или легкие однолезвийные мечи. Они упрямо плыли к нам, упрямо взбирались вверх по бортам, нередко используя кошки[84], заброшенные еще их соратниками. И падали вниз с разрубленными головами или потеряв руки под сталью остро отточенных топоров. Северяне сегодня мстили за погибших в Тмутараканской гавани, в охотку потчуя секирами всех, кто пытался прорваться на палубу либурны.