Хроники забытых сновидений - Елена Олеговна Долгопят

Искала ключ. Едва сдержался, чтобы не подсказать, в каком отделении он лежит. Сама его туда сунула. Какое беспамятство!

Ужас в том, что я чувствую то же, что она: голод прежде всего. Я бы на ее месте (я и есть на ее месте, ха) ринулся на кухню и схватил бы что-нибудь пожевать. Куда там. Включила в прихожей свет и уставилась на себя в зеркало. Личико бледное. Синие тени под глазами. Высунула язык.

Ну да, белый налет. Есть надо нормально днем и не курить натощак.

А спать она хочет еще больше, чем есть, бедняжка.

Руки вымыла с мылом, молодец.

Яйцо поджарила с колбасой, вот чем мы себя напитали. Вы спросите, неужели она не слыхала о канцерогенах? Отвечаю: слыхала!

Яичницу, кстати (некстати), пересолила. Фу.

Посуду не вымыла, но сложила в раковину. Стол протерла. Вывалила на него гору тетрадей (да, сумка у нее была неподъемная), села проверять. Исправлять ошибки красной шариковой ручкой, оставлять кровавые следы.

Еще витают запахи еды.

На работе она сосредоточиться не может. Выкурила сигарету. Зависла в фейсбуке[3]. Лайкнула котика. Вскипятила чайник. Выхлебала громадную кружку кофе. Растворимого. Три чайные ложки с верхом. Две чайные ложки сахара. Я в ужасе. Я почти кричу. Еле сдерживаюсь. Но в голове у нее прояснело, и она сосредоточилась на работе.

Контрольные по математике.

Пятерок поставила две. Одну несправедливую четверку с длинным минусом. Парень выбрал нестандартное решение. Кривой путь. Но ведь добрался до цели, не промахнулся? Он ей несимпатичен. Он не слушает ее уроки. Смотрит рассеянно и равнодушно. Мне не терпится его увидеть. Впрочем, терпится. Это так по-человечески – не терпеть.

Девочке с фамилией Козина (кличка Зина) начертала: неряшливый почерк. Нельзя не согласиться. У моей учителки он тоже неряшливый, вот беда.

Пялилась в телевизор. И я, куда ж деваться. Чуть не сдох (вот бы она носила мой невидимый легкий труп).

Песня со словами «ты вся в белом». Ей нравится.

Древние развалины. Скучно.

Дядька побывал у инопланетян. Врет. Моя внимает. Верит и не верит.

Погода на завтра. Без осадков. Как же.

Зубы почистила, молодец. Посуду мыть не собралась. Я шептал ей, что надо вымыть, что приползут тараканы. Колебалась, но плюнула и оставила немытой. Завтра. Завтра. Ну-ну.

Видел ее сон. Раннее беззвучное утро. Она идет по тихой улице, за ней следует мужчина. Она прибавляет шаг, он не отстает. Всё без звука. Она бежит, он не отстает. Она останавливается, он не приближается. Она смотрит на него. Лица не разглядеть, бледное пятно на месте лица.

Сон она забыла, едва проснувшись. Раньше будильника.

Она недоуменно смотрела на светящиеся цифры. Уснула вновь. Будильник надрывался, не слышала. Я заорал: «Вставай!» Очнулась. Очухалась. (Это синонимы.)

Конечно же, опаздывала. Неслась через дворы. Ветер переменился, дышал в лицо хладом (словечко уже не в ходу). Она отворачивалась. Сумку повесила через плечо; заработает сколиоз.

Успели. Успели даже покурить. За гаражами. Автобус продребезжал, полнехонек. На станцию. Все в Москву. В столицу. Надеюсь побывать.

В учительскую не зашла, нырнула в класс. Девятый «А». Есть еще девятый «Вэ». Девятый «Ах». Девятый «Вах». Учителя прозвали. «Ах» поприличнее «Вах». Потише. Повежливей.

– Здрасьте, Ксень Иванна.

– Здравствуйте. Почему доска грязная? Кто дежурный? Где мел? Сколько можно просить готовиться к уроку заранее? Кто отсутствует? Хорошо. Ваши контрольные. Без двоек на этот раз. Ура? Вы сказали «ура», Лапиков? Я просто вас пожалела.

Нет, милая, ты себя пожалела. Нет охоты возиться с этим козлом. И ему нет охоты возиться с этой фигней. Взаимный неинтерес. Выгода обеих сторон.

Новая тема (функции чего-то там). Нормально объясняет, даже я понимаю. Голос, правда, слабоват. Громкости не хватает. Накала.

Взгляд Лапикова блуждает. Окно. Ухо Семеновой. Ухо нежно розовеет.

Ксения злится. Он уставился ей в переносицу. Ей тошно от его взгляда. Она отворачивается к доске, долбит мелом и чувствует затылком – смотрит.

Милая, он уже отвернулся. Строчит записульку Семеновой. Предлагает положить на химию, соблазняет мороженым. Надо было мне подключиться к Лапикову, с ним не соскучишься. Даже если очень захочешь. А моя все долдонит у доски свои функции, не собьется. Уморила меня. Отрубился. Уснул. Снов не помню.

Холодно. Мы на улице. Сумерки. Дождь. Я предупреждал. Мелкий, слабый, ровный, безвольный. Моя тоже без воли, без сил. Скорей бы домой, дома никого, можно помолчать, можно будет встать под веселый горячий душ, плевать на счетчики.

Зашла в «Пятёрочку».

Ну конечно, чем нам еще соблазниться, только колбаса, только докторская. Название для умалишенных. Возьми хоть йогурт. Без сахара! Без сахара!

И чего я, собственно, надрываюсь?

Курица. Бульон? Славная мысль, молодец. Морковь к нему возьми. Лук. Слышит. Внемлет.

Мороженое. Роскошная жизнь у моей учителки.

– Здрасьте, Ксеня Ванна!

– Здрасьте.

Стемнело как быстро. Идет задворками.

Псина увязалась за нами. Бежит неслышно. Не нагоняет, не обгоняет. Я боюсь, моя думает. О чем?

Курицу поставит варить сразу, дождется, пока закипит, снимет пенку, убавит огонь, и тогда уже колбаса, мороженое. Сигарета после, никак до.

Насчет сигареты не исполнила. Караулила курицу и дымила. Ей нравится процесс: пепел нарастает, дым тает, огонек тлеет. Я тоже засмотрелся. А псина проводила до подъезда и свалила. Что хотела, не знаю, я к ней не подключался.

От мороженого замерзла, отогревалась кофе, три с верхом ложки, ну я уже описывал. Тетрадей не проверяла, планов не писала, завтра выходной день, сегодня выходной вечер, пустой. Или, может быть, полный – тишиной. Или покоем. Как будто выбралась на берег из штормящего моря. Выплыла. И ничего не слышит, оглохла. Мозг дремлет.

Она пьет свой кофе по чуть-чуть, смакует, помнит себя и не помнит, и вдруг ставит кружку на стол. Смотрит остановившимся взглядом на окурок в блюдце (вместо пепельницы у нее синее блюдце с золотым отбитым краем). Ей пришла мысль, идея. Заказать собственный портрет. У настоящего художника, мастера. Большой холст масляными красками. Никаких треугольников, пятен и прочих абстракций. Человеческий облик, человеческий образ. Сходство внешнее и внутреннее, чтобы душа глядела.

Батюшки светы, с чего вдруг? Я открыл рот и закрыть не могу.

Вечер. Кофе стынет. Время идет. А моя сидит и думает: портрет. И глаза у нее блестят, как будто влюбилась. Или цель жизни увидела. Дела.

Я затаился, боюсь спугнуть. Я тоже хочу ее портрет. Я бы и на свой посмотрел. А что? Остранение, как говорится. Или отстранение. То и другое.

Картинок в интернете тьма; предложений – до фига и больше. Хочешь,