Падение Вавилона - Александр Афанасьев

Но они никогда не думали, что скрываться придется им самим.

Если бы не чехи – их бы поймали почти сразу, они в этом и не сомневались. Чехи, подготовленные к разведке в глубоком тылу противника, как началось – моментально сориентировались и сделали то, что нужно делать в такой ситуации, не допустив ни единой ошибки. Только поэтому они были живы.

Начался обстрел. Они шли на звуки перестрелки, отошли на два клика от позиции «гнездо» – в горах расстояние ничего не значит, тут оно реально было большим в несколько раз с учетом рельефа местности – и тут началось. Грохот перестрелки – они уже различали гулкое бухтение пулеметов Браунинга – значит, база жива, база сопротивляется – разом покрыл разрывающий уши вой и грохот. А потом содрогнулась земля. И раз, и другой, и третий – дрожала земля, и с неслышным в грохоте шорохом ползли вниз камушки и камни, которые лежали на своих местах не одну сотню лет – а они залегли и лежали чуть в стороне от тропы, накидав на маскировочную сеть мелких камней и земли и думая, что будет, если от сотрясения, от насилия над землей сойдет лавина или просто их обнаружат.

Налет продолжался четверть часа, сровняв все с землей, а потом наступила тишина. Сопротивляться больше было некому.

Они слышали шаги… шаги по тропке, почти невидимой в горах для постороннего, но отлично видной и понятной местному жителю, слышали их гортанную, радостную речь, перемежающуюся постоянными упоминаниями Аллаха. Аллах велик. Аллах помог. Аллах прогнал оккупантов с древней земли Афганистана, и теперь здесь можно жить как раньше – с вырезанием ноздрей и отрыванием ушей на площадях, с палками и кнутами за недостаточное усердие в молитвах, с убийствами и жестоким, изуверским шариатским правосудием. Это было то, против чего они боролись, то, от чего они хотели избавить местных жителей – тех, кто шел грабить разгромленную артиллерией американскую военную базу, это были как раз люди, которых они хотели спасти от всего этого. Каждый судит людей в меру своей испорченности, и для многих что иракская, что афганская, что йеменская, что украинская кампании американцев – это не более чем экспансионистские устремления, соединенные с неукротимой жаждой наживы, разбойное нападение в международном масштабе с целью поживиться чем можно. Да, на четырнадцатый год непрекращающейся GWOT, от которой все безумно устали, в рядах американской армии трудно было найти людей с нимбом над головой. Но, смакуя подробности расправ над мирным населением, бомбежек, карательных рейдов, поддержки разложившихся и насквозь коррумпированных «законных правительств», критики забывали одну вещь – войну-то начинали не подонки. Пользовались страшными плодами затянувшейся войны – да, подонки, но начинали эту войну в чем-то очень наивные и правильные люди. В американцах, переселенцах, изгнанниках с родных мест, до сих пор есть какая-то чистая и наивная вера в то, что все люди хотят жить в свободе, жить так, как они, и им мешает в этом только власть, жестокая, коррумпированная, продажная. Уничтожь режим Хуссейна – и в Ираке наступит мир и процветание, а его граждане выберут себе справедливую и гуманную власть и включатся в мировую экономику как поставщик нефти, будут богатеть, как богатеют их соседи. Сбрось режим Милошевича – и прекратится кровавая междоусобица, которая разодрала в мелкие клочья целую страну. Уничтожь талибов – и Афганистан заживет мирной жизнью. Дети свободы, живущие в двадцать первом веке, они просто не могли поверить, уложить у себя в голове, что есть народы, которые хотят жить в кровавом мракобесии, в диктатуре, в нищих земляных хижинах, стремиться получить любой ценой атомную бомбу, чтобы замахиваться ею на другие страны – в понимании американцев такого могли желать отдельные evil-doers, но не целый народ[37]. Но жестокая, злобная, кровавая реальность била их раз за разом, била по голове и била больно, пока у них недоставало мужества взглянуть ей в глаза – и тогда у одних оставалась звериная жестокость, жестокость людей, обманутых в самых лучших своих намерениях, а у кого-то – парализующая мозг и тело усталость. Это у гражданских, сидящих у телевизора, – военным оставалось одно, военные права на усталость не имели.

Местные были совсем близко от них – сделай несколько шагов, протяни руку – и ты сорвешь покров маскировочной сети с четверых солдат НАТО, прижавшихся к земле. Сделай это – и станешь героем, шахидом. Но никто не сделал, никто их не искал – враг был разгромлен, враг был в перепаханной крупным калибром земле, и никто не искал себе нового врага. На сегодня им было достаточно смерти.

Ближе к ночи все стихло.

Они вылезли из своего ненадежного укрытия. Как на грех – светила луна. Почти полная, кроваво-красная, довольная, она заливала эти горы нереальным лунным светом, делая их похожими на пейзаж другой планеты из какого-то фантастического фильма.

Никого не было. Все – ушли. Остались только они четверо – среди залитых луной скал. Да зарево – оно бледно-желтой тенью пульсировало на западе, доносились едва слышные раскаты грома – где-то там не прекращался бой.

Неужели он вечен? Неужели они не уйдут отсюда?

Один из чехов показал – рука кругом над головой – общий сбор.

– Предложения?

– Идем назад, – сказал второй чех.

– Идем к точке Омега-Браво, – предложил один из американцев.

– Там ничего не осталось.

– Мы этого не знаем. Надо убедиться…

– Там ничего нет, – упрямо повторил чех.

– Черт, там не твои братья, а мои!

– Тихо! – подвел итог второй чех. – Я считаю, что мы должны пойти к Омега-Браво. И убедиться, что там помогать уже некому. Иначе кто мы будем. А насчет братьев… мы все здесь братья. Теперь – все. Согласен?

– Согласен… – буркнул американец.

– Вот… – чех немного подумал и добавил: – Что-то здесь не так. Тихо очень. Климент, иди первым. Мы – за тобой.

– Есть…

Климент, снайпер-разведчик шестьсот первого отряда, пришедший в армию от скуки и так и оставшийся там, умел передвигаться бесшумно и неслышно – как тень. Он уже знал местные особенности – и передвигался не по самой тропинке, а по возможности чуть в стороне от нее. Именно на тропинке может быть мина или фугас, именно на тропинку насторожен чей-то прицел – а ходить его научил отец, егерь из охотничьего хозяйства, которого в лесу было невозможно найти до тех пор, пока он не хлопал тебя со спины.

Он осторожно, шаг за шагом – секрет тихого шага в том, что перед тем, как наступить куда-то, ты машинально двигаешь ногой вправо и влево, отпихивая в сторону все, что может попасть под ноги и хрустнуть, – двигался вперед, пока не заметил впереди что-то темное. Через пару секунд он понял, что на земле, рядом с тропой, лежит человек. И, похоже, что человек этот мертв.

Он присмотрелся, потом щелкнул по микрофону рации.