Корона за холодное серебро - Алекс Маршалл

А потом явилась еще более темная мысль: даже если их не перережут, если все выйдут из пустошей без единой царапины – кроме тех, что он им подарил, – остается еще тапаи Пурна, вторая дочь благородного угракарского дома, о котором он никогда не слыхал. Даже если девчонка переживет нынешнюю ночь, то примет насильственную смерть позже, и это будет его виной – задолго до их встречи он сбил ее жизнь с легкого пути, наполнил жаждой славы, которую стяжают не за карточным столом, а на поле боя. Не только то, что Пурна знала песни о нем, навело его на подобные мысли – но и то, что она, сомневаясь в их истинности, все равно искала его и нашла: она не хотела слушать легенды, она хотела жить в них и самостоятельно выяснить правду. Эта девушка также не желала играть роль в какой-нибудь салонной драме, она жаждала стать звездой театра войны; и когда смерть придет за ней, виноват во всем этом будет Марото.

Что ж, ей повезло, и ему повезло. Варварская мысль – такой гордились бы его предки, гуляющие в Медовом чертоге Черной Старухи. К тому же если вине очень нужно на кого-нибудь пасть, то похоже, что она в итоге всегда оказывается аккурат на его плечах.

Марото шел прямо в бандитскую засаду: за спиной караван дурачков, где-то далеко впереди – Холодный Кобальт. Поверженная Королева. София. Софи.

Мрачный с дедом сидели у походного костерка и курили бугристую самокрутку-биди из старого крошащегося саама, закатанного в сушеный лист тубака, когда из темноты возник колдун. Никто из острых на ухо Волков не учуял его приближения – старикан-исполин материализовался прямо из дыма, как Обманщик в преданиях новой веры или вещий призрак в легендах старой. Кто-нибудь из этих заново рожденных язычников, от которых Мрачный удрал в лесу народа Сокола, непременно вскочил бы и принялся выть молитвы Падшей Матери, чтобы изгнать непрошеного гостя, но Мрачный с дедушкой не были язычниками и потому знали: ничто не происходит без причины. Лучше выслушать путника, пускай и подозрительного, прежде чем решать, что делать. Вот так-то, а кроме того, они оба накурились до полубессознательного состояния, и, пока дедушка не заговорил, Мрачный вообще не был уверен, что гигант и вправду здесь.

– Ночь холодна, наш огонь горяч, а друзей завести так же легко, как врагов, – произнес дедушка, и, прямо как в сказке, их гость ответил на древнее приветствие на истинном языке:

– Ночь холодна, ваш огонь горяч, и я предпочту друзей передо мной, а не врагов за спиной.

Великан был бледен, как кость, выбеленная солнцем, как лунный свет на полированной слоновой кости, как вероломство, и все же Мрачного странным образом не тревожило ухмыляющееся сморщенное лицо гостя. Он убил живого человека, которого знал всю жизнь, так какой вред может причинить ему чужеземный труп, пусть даже ходящий и говорящий? Так было, пока древний гость не продолжил:

– Вы, щенки, далеко забрались от своей стаи, а в этих землях встречается такое, чего может испугаться даже Рогатый Волк.

Мрачному захотелось завопить, чтобы этот незнакомец заткнулся, – произвести впечатление на деда, на самого себя и в первую очередь донести до этого урода, что они не испугаются ни колдуна, ни демона… Но ничего умного на язык не пришло, а дедушка вбил ему в голову, что если нечего сказать, то лучше ничего и не говорить. Дедушка, однако, всегда держал свой ум поближе к языку.

– Все, что я вижу при свете моего костра, – это усталый путник, у которого за спиной даже больше урожаев, чем у меня. Такому лучше не вызывать гнев хозяев, а то они расквасят ему ненароком зловредный рот, чтобы снова наслаждаться более честным треском костра.

Дедушка выглядел весьма довольным своим заявлением, и не зря. Оно было добротным и обстоятельным, и Мрачный ощутил трепет аж в костном мозге, обнаружив себя прямо посреди рождающейся песни.

– Рогатые волки, – сказал незнакомец, стряхивая с плеч укрепленный на плетеной раме заплечный мешок столь внушительного размера, что доставал ему до груди, даже уложенный на траву у ног. Учитывая рост самого хозяина, это действительно было нечто. – Они все еще бродят по саваннам, скажите на милость, или их уже полностью истребили, только чтобы у вас был плащ, пусть и менее теплый, чем из шкуры столь же рогатого барана?

– Я не ношу шкур, кроме овечьих, – ответствовал дедушка. Это было правдой; Мрачный помнил, как его заставили смотреть, как дедушка сжигает шкуры всех убитых им рогатых волков в тот день, когда совет проголосовал за то, чтобы принять Падшую Матерь и отвергнуть Древних Смотрящих. – Ты можешь сесть и исполнить роль гостя у огня, к разжиганию которого не приложил руку, или можешь лопотать свою вялую чепуху и посмотреть, что случится.

Биди догорела до толстых пальцев Мрачного, обожгла их, и он быстро сунул ее кончик в рот, заново раздувая жар, – запах выдохшейся травки мешался с едким, но землистым тубаком обертки. Передав курево деду, он заметил, что его рука дрожит. Великанский старикан не сел, но больше и не нес ерунды, вместо этого разглядывая их с прежней неприятной ухмылочкой на сморщенном яблоке лица. Дедушка, однако, по-прежнему не выглядел особо встревоженным, а потому и Мрачный постарался не нервничать. Если великие подвиги нуждаются в свершении, то они сами о себе заявят.

– Вы оба или только мальчик? – спросил старикан. – Кровь Марото?

Голова Мрачного мотнулась вниз под грузом попыток удержать эту бессмыслицу и тщательно рассмотреть. Что, во имя первых костров, еще за Марото такое? Он оглянулся на дедушку, который прислонился к камню, сложив ноги под собой, чтобы создать иллюзию, будто просто сидит и может встать в любой момент, как только пожелает. Дедушка закашлялся от затяжки, вдавил окурок биди в грязь, сел прямее и прищурился.

– У тебя на лице есть нос, чтобы учуять наш запах, – заявил он.

– Мой нюх остер, это да, но не так, как глаза этого мальчика, – произнес незнакомец. – Пока я шел к вам, они меня изрядно напугали – зачем бы, подумал я, снежному льву заходить так далеко в империю! Теперь, когда я вижу вас вблизи, я знаю, что мне нечего бояться. Верно?

– Мрачный, если тебе придется убить эту тварь, не забудь отрезать ей голову, – прорычал дедушка. – И все сжечь. Когда змеи и пауки попытаются выбраться из пламени, запихивай их обратно.

Эти слова уж точно плеснули воды на очаг гостя, и, едва они прозвучали, Мрачный обнаружил, что ноги уже под ним, а тело сжалось в тугой комок, готовое броситься через костер на незнакомца. В одном из Деяний Дерзкой Поступи убийца, подосланный королем-шаманом Адской Пасти, околдовал ее, Дерзкую Поступь, при помощи такого же походного костра, и Мрачный не собирался допускать, чтобы подобная судьба постигла их с дедом.

– Мир, мир, о Рогатые Волки, – сказал великан, поднимая татуированную ладонь. – Мы с Марото друзья, старые друзья, и я вовсе не желаю ссоры с его семьей. Произошла ошибка, и ничего больше, – я искал своего друга и союзника, а вместо него нашел вас. Такие вещи случаются. Я уверяю вас, нюх у меня вполне обычный, не острее вашего, и, хотя меня называли словами похуже, чем «тварь», я обычный человек – такой же, как любой из вас.