Рождественский сюрприз. Сборник - Ви Киланд

– По-моему, это был романтический жест, но…

– Но все пошло не по плану. Однако это очень трогательно, если хочешь мое мнение. Куда ускакал Кеннеди?

Вопрос застал меня врасплох.

– Не знаю! – я испугалась. – А вдруг он получил травму? Может, позвонить в полицию?

Я уже хотела так и сделать, когда увидела возвращавшегося бегом Кеннеди. Коня при нем не было.

– Мам, я тебе перезвоню, – не дожидаясь возражений, я нажала отбой и сунула телефон в карман.

Когда Кеннеди добежал до меня, он совершенно запыхался.

– Ты живой? – спросила я, не зная, как все это понимать. Уперевшись руками в колени, он кое-как отдышался и вскоре ответил:

– Да.

– А лошадь?

– Отвел обратно. Владелец ждал меня в парке на всякий пожарный случай. Я просто не ожидал, что случай начнется так быстро.

– Это был храбрый поступок и очень трогательный жест, но… зачем?

– Ты написала Сорайе, что всегда мечтала о принце на белом коне, который приедет и умчит тебя в свое королевство. С первой частью я справился, – Кеннеди нахмурился. – Вот ради чего это все.

Через несколько секунд до меня дошло, откуда он это знает.

– Я же писала об этом во втором письме «дорогой Иде»! Она что, опять отправила ответ не туда?!

Так вот почему я не получила от нее ответа!

Кеннеди разогнулся, по-прежнему хватая ртом воздух.

– Нет, – выговорил он. – Сорайя отправила твое письмо мне, и на этот раз специально. Написала, что я все испортил и должен в темпе все исправить. Пригрозила, что, если я не найду коня и не приеду сюда, она посоветует тебе забыть меня и найти другого. Я не мог этого допустить. Мне требовался хороший пинок для старта – и я его получил. Но, Райли, наша встреча все равно была делом времени даже без этих приказов к действию, потому что я не мог перестать о тебе думать.

У меня на глазах выступили слезы.

– Я так по тебе скучала!

Кеннеди прикрыл глаза.

– Слава богу! – Затем он их открыл и шагнул ко мне. – Прости, что я повел себя как дурак. Я не знаю, как объяснить то, что случилось. Я начал испытывать к тебе слишком сильное чувство и поэтому психанул. – Он приподнял мое лицо. – Помнишь, на свадьбе ты так страстно говорила, что ни у кого нет морального права изменять? Я уже тогда понял, что ты моя единственная, что я могу тебе доверять, что ты моя вторая половинка. И вместе с этим знанием пришел смертельный страх. Но в разлуке я не находил себе места и понял, что страшнее всего – не рискнуть построить с тобой отношения, Райли.

После этих слов все встало на свои места: все, что происходило в моей жизни до этого дня, однообразные месяцы, наполненные неважными, недостойными упоминания в письмах делами, – все это привело меня сюда, в здесь и сейчас, к мужчине, встреча с которым была предначертана на небесах. Кеннеди привлек меня к себе. Я обняла его и, не теряя времени, прильнула к губам. Он простонал мне в рот, и в этом стоне смешивались облегчение и торжество. Когда он начал играть языком у меня во рту и я узнала его вкус, я поняла, что сегодня сдерживаться не стану. Сегодня мы наконец все сделаем правильно. Несмотря на мороз, я чуть не растаяла, когда Кеннеди заговорил мне в губы:

– Райли, история нашего знакомства может показаться чередой ошибок, но меня не покидает уверенность, что все так и должно было произойти, чтобы мы были вместе. Я в жизни не был так счастлив, как с тобой.

Он сказал вслух то, о чем я думала.

– И я тоже. Каждый из нас делал ошибки, но ты, Кеннеди, лучшая ошибка в моей жизни.

Пусть на этот раз рядом не топтался белый конь, но когда Кеннеди подхватил меня и понес вверх по лестнице, я подумала, что именно так сделал бы влюбленный принц.

Эпилог

Лежавший рядом Кеннеди зарылся лицом мне в шею. Было обычное ленивое субботнее утро. Мы обожали по выходным пить кофе в постели и отлеживаться после долгой рабочей недели.

Мне не верилось, что прошел почти год после того, как мы съехались и зажили под одной крышей. Вообще наше совместное проживание началось спустя несколько месяцев после того, как он приехал к моему порогу на белом коне, но с того дня Кеннеди меня больше не оставлял: один из нас всякий раз ночевал у другого. В конце концов мы поняли, что зря тратим деньги на две квартиры, и Кеннеди решил отказаться от своей, чтобы мне жить ближе к работе. Вот такой у меня чудесный мужчина – я у него всегда на первом месте. Он позволяет мне быть сверху, как я люблю.

Кеннеди встал с кровати – холодный воздух заменил тепло его тела. Я любовно следила за его скульптурной спиной и идеальным задом, когда он натянул джинсы, подошел к письменному столу и сгреб стопку почты, которую принес, когда с утра выходил за кофе.

Вернувшись на кровать, он принялся перебирать счета и всякую дребедень, среди которой затесался большой красный конверт, похожий на поздравительную открытку. Кеннеди поднял его двумя пальцами и лукаво улыбнулся:

– От твоей мамы.

Я поморщилась.

– Замечательно.

– Это то самое страшное письмо?

Я покачала головой.

– Ну, праздничный сезон открыт… Но я точно не знаю.

– Ты же говорила, она усвоила прошлогодний урок и не будет больше рассылать рождественские письма?

– Да, мама так и сказала. Может, там просто открытка?

– Открой, проверим.

Надорвав конверт, я со страхом заглянула внутрь. Вместо рождественского письма на плотной писчей бумаге, которую всегда заказывала мать, там оказалась сложенная газетная страница.

Развернув ее, я увидела колонку «Спросите Иду». Этого выпуска я не читала. Захваченная своим счастьем, я мало внимания уделяла теперь колонке советов.

«Дорогая Ида!

У меня проблема, с которой, надеюсь, ты сможешь мне помочь. Моя прелестная дочь Райли сказала, что мое ежегодное рождественское письмо бестактно и пропитано эгоизмом. Я люблю хвастаться своими детьми, но теперь я поняла, что подобное хвастовство отдает безвкусием, и решила не посылать больше писем нашим друзьям и родственникам, а ограничиваться поздравительными открытками. Поэтому я никому не смогу рассказать, что Кайл опять пропустит Рождество, потому что он в Африке оперирует расщелины нёба у больных детей. Я никому не смогу рассказать, что близняшек моей дочери Эбби приняли в детский сад Монтессори, а Эбби беременна моим первым внуком,