В поисках Колина Фёрта - Миа Марч

— Ты много об этом думала, пока росла?

— Вообще-то, я узнала, что приемная, всего месяц назад. Мои родители ничего не сказали. Отец умер, когда мне было девять, а мама в прошлом году. Она устроила так, чтобы ее предсмертное письмо с признанием прислали мне через год после ее смерти. Она хотела, чтобы я узнала правду, которую она не в силах была открыть мне при жизни.

Вероника уставилась на Беа.

— Ничего себе. Вот это шок, наверное.

— Да, — согласилась Беа.

— Какой была твоя мама?

— Лучшей. Самой лучшей.

Вероника улыбнулась.

— Хорошо. — Слезы заблестели в ее глазах. — На это я всегда и надеялась, все эти годы. Что ты живешь в безопасности, с чудесными, любящими родителями.

Лица родителей промелькнули перед глазами Беа — фотография, где они втроем, Беа четыре года, она на плечах у отца, мать улыбается своей дочке. Боже, как же она по ним скучает.

И — да, все эти годы она жила в безопасности, с чудесными, любящими родителями.

Внезапно Беа встала, захотев уйти. Это безумие, все это. Что она делает здесь с этой… чужой женщиной? А Вероника Руссо чужая. Совершенно чужая. «Моей матерью была Кора Крейн. Отцом — Кит Крейн. Это все, что мне нужно знать».

«Почему моя мать не могла оставить все как есть», — подумала Беа, чувствуя, как снова сжимается сердце. Она продолжала бы жить, ничего не зная, в блаженном неведении, словно абсолютно другая личность. Что в ее жилах течет итальянская и шотландская кровь и ни капли ирландской. Что она пришла в этот мир благодаря женщине, сидевшей в шаге от нее.

Ей нужен свежий воздух. Перерыв. Нужно переварить все это в одиночестве, хотя не так уж много она и узнала. Она просто ощущала, что сейчас… взорвется.

Вероника тоже встала.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Мне надо идти, — сказала Беа.

— Надеюсь, я не отпугнула тебя. Открыв слишком много. Или слишком мало. Я хочу ответить на твои вопросы. Просто боюсь тебя травмировать.

— Правдой? — спросила Беа.

— Да.

— Из-за такого образа мысли я как раз и не знала, что приемный ребенок, — сказала Беа чересчур резко. — Может, если бы я всегда это знала, мне было бы немного легче. Вся моя жизнь однажды привела бы меня сюда.

Внезапно ей расхотелось жить дальше в блаженном неведении. Она не понимала, о чем думает, что чувствует. Знала только, что хочет на воздух. Что ей нужно уйти.

— Я понимаю, Беа.

Девушка с ненавистью увидела сочувствие в ее глазах. «Ты чужая! — хотелось ей крикнуть. — Совсем чужая!»

— Когда ты будешь готова, — сказала Вероника, — если захочешь, я бы с радостью снова с тобой встретилась. Мне бы хотелось побольше узнать о тебе.

Беа попыталась улыбнуться, но ей не сиделось на месте, она чувствовала себя неуютно.

— Я позвоню. — Получилось совсем, как у парней, не собирающихся встречаться после неудачного свидания. — Спасибо за пирог, — добавила она, схватила сумку и бросилась к выходу.

Вероника открыла дверь, и девушка торопливо пошла, сознавая, что та пристально смотрит ей вслед.

«О черт!» — подумала Беа, уже собираясь попрощаться и сбежать. Она забыла сказать Веронике о статье про «Дом надежды».

— Чуть не забыла. Из своего свидетельства о рождении я узнала о «Доме надежды», и когда ходила туда несколько дней назад, познакомилась с журналисткой, которая пишет большую статью к пятидесятилетию «Дома». Я рассказала ей свою историю, но твоего имени, конечно, не сообщила. Но ты должна знать о моей с ней беседе. Она живет в той же гостинице, что и я. Помогла получить там временную работу, и мне полагается жилье.

У Вероники расширились глаза.

— Значит, ты еще поживешь в городе?

— Несколько недель, — ответила Беа. Обрадовало это Веронику? Встревожило?

— Я благодарна, что ты не дала журналистке согласия на упоминание моего имени. Я довольно хорошо известна в городе, потому что работаю в популярной закусочной и благодаря своим пирогам тоже, но я очень замкнутый человек. Не уверена, что хочу увидеть свою личную историю в газете.

— Ты расстроилась, что я дала интервью?

— Нет, совсем нет.

— Мне кажется, ее особенно заинтересовала наша теперешняя встреча, — проговорила Беа. — Я знаю, что она хотела бы встретиться и с тобой.

— Не уверена, что к этому готова, — сказала Вероника.

— Могу это понять. Что ж, тогда до свидания.

— До свидания, — отозвалась Вероника, и Беа снова заметила блестевшие в ее глазах слезы, которые та изо всех сил старалась скрыть.

Вероника закрыла за Беа дверь, разрываясь между стремлением догнать, крепко обнять дочь, попросить ее вернуться и желанием никогда больше не отвечать на ее вопросы.

Беа так походила на Веронику и на Тимоти. Блондинка, как он, овал лица и общее его выражение — все от Тимоти Макинтоша, но черты — Вероники. Круглые светло-карие глаза. Прямой острый нос. Широкий рот. На подбородке — намек на ямочку, как у Тимоти. Она была высокой, как оба они. Тонкая кость — от Вероники.

«У тебя мой нос, — не переставая думала Вероника, пока сидела так близко от Беа, стараясь не разглядывать ее. — И мой рот. В твоем лице я вижу себя».

Всякий раз, как Беа улыбалась, что было нечасто, Вероника видела свою улыбку и длинные, ровные, белые зубы Тимоти.

Она села на диван, глядя на чашку Беа, на едва заметный след розовой помады на краю.

Зазвонил телефон, и Вероника не ответила бы, но это могла быть Беа.

Это оказался Ник Демарко. Напряжение отпустило, она расслабила плечи.

— Просто проверяю, — сказал он. — Я знаю, что сегодня вечером ты встречаешься со своей дочерью.

Вероника разрыдалась — и не могла остановиться. Она сидела, сжимая трубку, и плакала, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Вероника, я еду. Держись.

Она повесила трубку и закрыла лицо ладонями. «Тебя просто захлестывают эмоции, только и всего», — сказала она себе.

Пошла в ванную комнату за салфеткой и промокнула глаза, но когда посмотрела на себя в зеркало, то единственной мыслью было сходство Беа с ней и то, что молодая женщина, сидевшая на ее диване пятнадцать минут назад, была тем шестифунтовым грузом, который Вероника прижимала к груди в машине «Скорой помощи» двадцать два года назад.

В дверь позвонили, и когда Вероника открыла, вид Ника, в джинсах и темно-зеленой футболке от «Хенли», вытеснил все остальные мысли. Выражение его глаз — сочувствие, любопытство… интерес — именно то, что нужно ей сейчас. Подруги у нее были, и она частенько откровенничала с Шелли, но в основном держала все в себе и никогда не говорила о ребенке, отданном на усыновление, и о своих перемещениях за последние двадцать два года. Но Ник знал; он знал ее со средней школы. Знал, что Беа ей позвонила. Знал, что сегодня вечером они впервые встретились. И вот стоял у ее порога — сильные плечи и все такое.