Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

Эти нарушения проявляются не только в острой форме; зачастую они оказываются хроническими и способны вызывать стойкие изменения сознания. В результате неких психических потрясений целые обширные участки нашего сознания могут погрузиться обратно в бессознательное и исчезнуть с поверхности на годы и десятилетия. Постоянные изменения характера – явление вполне обыденное. Поэтому мы совершенно справедливо говорим, что после такого опыта человек словно «становится другим». Подобное случается с людьми, у которых плохая наследственность, с невротиками, а также и с нормальными людьми. Нарушения, вызванные аффектами, на языке науки именуются диссоциациями; они свидетельствуют о расщеплении психики. В каждом душевном конфликте мы можем выявить такого рода расщепление, способное обостриться настолько, что оно станет угрожать пострадавшей целостности сознания полным распадом.

287 Но даже обитатели суши, жители нормального мира, забывшие о море, не живут на твердой земле. Почва под их ногами настолько рыхлая, что в любой миг вода может ворваться в континентальные трещины и затопить все вокруг. Первобытный человек знает об этой опасности – не только из жизненного опыта своего племени, но и из своей психологии. Наиболее важными из «опасностей для души», как их называют ученые, считаются утрата души и одержимость. Оба явления суть диссоциация. В первом случае дикарь говорит, что душа от него убежала; во втором – что в нем поселилась чья-то чужая душа, обыкновенно довольно злобная. Такая формулировка может показаться странной, но она точно описывает симптомы, которые мы сегодня характеризуем как проявления диссоциации или шизоидные состояния. Они ни в коем случае не являются чисто патологическими симптомами, встречаются и среди нормальных людей. Они могут проявляться в виде перепадов общего самочувствия, иррациональных перемен настроения, непредсказуемых аффектов, внезапного отвращения ко всему на свете, психической усталости и т. д. Даже те шизоидные явления, которые соответствуют примитивной одержимости, можно обнаружить у нормальных людей. Последние тоже не всегда могут ускользнуть от демона страстей, тоже подвержены одержимости любовью, пороком или предвзятым убеждением, и все это роет глубокую пропасть между ними и теми, кто им дорог, порождая болезненный раскол в их душе.

288 Первобытный человек, как и мы, ощущает расщепление психики как нечто неподобающее и болезненное. Мы называем это состояние конфликтом, нервозностью или психическим расстройством. Недаром библейское повествование помещает неразрывную гармонию растений, животных, человека и Бога, символизируемую раем, в самое начало всякого психического развития и провозглашает, что проблески сознания – «будете, как боги, знающие добро и зло»[132] – суть смертный грех. Наивному уму и вправду должно казаться греховным разрушение того божественного единства сознания, какое господствовало во мраке первобытной ночи. Это люциферианский по духу бунт индивидуума против Единого. Это враждебный акт дисгармонии, ополчившейся на гармонию, разрыв слияния всего со всем. Потому-то Господь проклял змея и рек: «Вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту»[133].

289 Но все же обретение сознания стало драгоценнейшим плодом Древа познания, тем волшебным оружием, которое даровало человеку победу над окружающим миром и которое, как мы надеемся, однажды принесет ему победу над самим собой.

290 С тем фактом, что индивидуальное сознание подразумевает разделение и противостояние, человечество сталкивалось бессчетное число раз в своей долгой истории. Как для отдельного человека пора диссоциации воспринимается как болезнь, так происходит и в жизни народов. Мы едва ли можем отрицать, что живем в эпоху диссоциации и болезни. Политические и социальные условия, раздробленность религии и философии, противоборствующие школы современного искусства и современной психологии – все это сводится в конечном счете к одному печальному выводу. Разве кто-нибудь, наделенный хоть малейшим чувством ответственности, испытывает удовлетворение при таком повороте событий? Будем честны перед собой: мы должны признать, что никто не чувствует себя вполне уютно и благоустроенно в современном мире; а последний становится все более и более неудобным для жизни. Слово «кризис», которое столь часто можно услышать, – это медицинский термин, его употребляют, когда хотят сказать, что болезнь достигла опасной степени развития.

291 Когда человек обретает сознание, в его душе возникает зародыш болезни диссоциации, ибо сознание есть одновременно высшее благо и величайшее зло. Трудно, не скрою, правильно оценить хворь той эпохи, в которой нам выпало жить. Но если окинуть взором клиническую историю человечества, мы обнаружим более ранние приступы этой болезни, их проще рассмотреть и опознать. Одним из самых страшных приступов был недуг, распространившийся по римскому миру в первые века после Рождества Христова. Диссоциация проявляла себя в беспрецедентном упадке политических и социальных устоев, в религиозных и философских разногласиях, в плачевном крахе искусств и наук. Попробуй мы свести человечество тех лет к одному индивидууму, перед нами предстала бы крайне дифференцированная личность, которая, с возвышенной самоуверенностью подчинив свое окружение, раскололась в погоне за отдельными занятиями и интересами, забыв о собственных происхождении и традициях, утратив даже всякую память о себе прежней, так что она непрерывно менялась и тем самым впадала в безнадежный конфликт с самой собой. В конце концов конфликт привел к такому ослаблению всего, что мир, который человек завоевал, обрушился на него, подобно опустошительному потопу, и завершил процесс общего разрушения.

292 После долгих лет, потраченных на исследования психического, в моем разуме (эту честь я разделяю, безусловно, с другими учеными) постепенно сложилась следующая картина: психическое явление никогда нельзя рассматривать с какой-то одной стороны, нужно принимать во внимание и противоположную точку зрения. Опыт показывает, что у всего на свете есть как минимум две стороны (порой же и больше). Известное заявление Дизраэли[134] – не следует придавать чрезмерное значение важному, а маловажное не так уж неважно, как может показаться, – говорит ровно то же самое. Еще одним вариантом выражения той же истины может стать предположение, что каждое психическое явление обязательно компенсируется своей противоположностью, в соответствии с присловьем «Les extremes se touchent»[135] (или: «Не бывает такой беды, из которой не произрастает ничего хорошего»).

293 Значит, болезнь диссоциации в нашем мире есть одновременно процесс выздоровления или, скорее, кульминация срока беременности, предвещающая родовые муки. Разобщенность, преобладавшая в Римской империи, знаменовала в то же время грядущее возрождение. Недаром мы ведем летосчисление с эпохи Августа, именно тогда появилась символическая фигура Христа, которого ранние христиане почитали как Рыбу, правителя едва наступившей эпохи[136]. Он стал правящим духом последующих двух тысяч лет. Подобно Оаннесу, наставнику мудрости в вавилонском предании[137], он поднялся из моря, из первобытной тьмы и положил конец очередному этапу