Дьюи. Кот из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон

— Ох, мама, это просто жизнь.

И вот тут я поняла, что она права. И хорошее, и плохое — это все просто жизнь. И пусть она идет себе. Не стоит переживать из-за прошлого. Вопрос вот в чем: с кем тебе придется делить ее завтра?

Этим же вечером мы с Джоди взяли Скотта в библиотеку, чтобы он встретился с Дьюи. Вот тогда я и поняла, что у молодых людей серьезные отношения; раньше Джоди никогда не знакомила с Дьюи никого из своих бойфрендов и, насколько я знаю, никого из них это не интересовало. Дьюи, конечно, был вне себя от радости при виде Джоди. Она всегда была его любимицей. Скотт дал им время побыть вместе, а потом осторожно поднял Дьюи и погладил его. Не по животу, чего Дьюи терпеть не мог, а по спине. Повесив Дьюи на плечо, он прошелся с ним по пустой библиотеке. Вытащив камеру, сделал несколько снимков для своей матери. Она слышала истории Дьюи и была его большой поклонницей. У меня потеплело на сердце, когда я видела их вдвоем. Скотт был таким нежным и любящим. И как я могла не признать парня, у которого хватило ума сделать фотографии для матери?

Мне не пришло в голову, что в этом есть что-то необычное, — юная женщина ведет своего бойфренда в библиотеку для встречи с котом своей матери. Дьюи был членом семьи, и его мнение что-то да значило. Как кто-либо мог рассчитывать стать членом такой семьи, не познакомившись с ним? И я доверяла Дьюи, знала, что он сможет почувствовать плохое; он был мой часовой и всегда защищал тех, кого любил. Зрелище Скотта с Дьюи и Дьюи со Скоттом показало мне все, что я хотела увидеть.

В эту минуту я и думать не могла о Дьюи как о библиотечном коте — Дьюи был моим котом. Я была тем человеком, к которому он пришел за любовью. За уютом. И я дала ему и любовь, и уют. Он заменял мне мужа или ребенка — я не считала себя одинокой, у меня хватало друзей. И не маялась бездельем — я любила свою работу. Я не искала в нем чего-то особенного. Мы виделись не каждый день и жили врозь. Мы могли провести весь день в библиотеке и не видеться друг с другом. Но, даже не видя его, я знала, что он здесь. Мы были предназначены, осознавала я, чтобы делиться жизнью друг с другом — и не завтра, а всегда.

Я считала Дьюи более особенным, чем любое животное, которое мне довелось знать. Я и представить себе не могла, что животное может обладать такими достоинствами. Тем не менее по сути это ничего не меняло. Это был мой кот, но он принадлежал библиотеке. Его место было на публике. День-два Дьюи с удовольствием гостил у меня дома, но, как только мы садились в машину и направлялись в даунтаун, в библиотеку, он ставил передние лапы на приборную панель и взволнованно смотрел в окно. Поворачивать мне приходилось осторожно, чтобы он не соскользнул. Когда до Дьюи доносились запахи из «Сестерс-Мейн-стрит кафе», он понимал, что мы всего в нескольких кварталах. Вот тут он в самом деле приходил в возбуждение, перемещался к подлокотнику и упирался лапами в боковое стекло, явно требуя, чтобы дверь поскорее открылась. «Мы здесь! Мы на месте!» Глядя из-за плеча, он чуть ли не орал на меня, когда мы въезжали в аллею. Едва только открывалась дверца, он прыгал мне на руки, и я переносила его через порог. А затем… фьюить!

Больше всего Дьюи любил быть дома.

В начале 2003 года по электронной почте мы получили письмо из Японии. Точнее говоря, оно пришло из Вашингтона, округ Колумбия, по просьбе жителя Токио. Томоко Кавасуми представлял Общественное японское телевидение и хотел снять фильм о Дьюи. Компания делала документальные ленты, представляя новую технологию высокого разрешения, и хотела обрести самую широкую аудиторию. Сначала они решили снимать документальные фильмы о животных, но потом сузили замысел до котов. О Дьюи они узнали из статьи в японском журнале «Некобийори». Не против ли мы, если съемочная группа на денек приедет в Спенсер?

Смешно, но мы и представления не имели, что Дьюи появился в японском журнале.

Несколько месяцев спустя, в мае, в Публичную библиотеку Спенсера явились шесть человек из Токио. Они прилетели в Де-Мойн, арендовали фургон и приехали в Спенсер. В мае Айова прекрасна. Кукуруза стоит на уровне глаз, три или четыре фута вышиной, так что можно было видеть, как во все стороны простираются поля. От Де-Мойна до Спенсера двести миль, и, конечно, только их вы и видели, миля за милей. Что думали шесть человек из Токио, когда три с половиной часа ехали по Айове меж кукурузных посадок? Нам стоило поинтересоваться у них, потому что, наверное, они были единственными людьми из Токио, которые совершили такую поездку.

На съемки у группы был только один день, так что они попросили меня прийти в библиотеку еще до семи часов. Стояло на редкость дождливое утро. Переводчица, единственная женщина в группе, попросила меня открыть наружные двери, чтобы они могли установить в холле свои камеры. Они готовили технику, когда из-за угла вышел Дьюи. Он был полусонный и вытягивал, разминая, задние ноги, как часто делают кошки, просыпаясь. Увидев меня, он подобрался поближе и кивнул мне.

«Ах, это ты. Что это здесь делаешь так рано? Я ждал тебя только через двадцать минут».

По этому коту можно было проверять часы.

Как только группа установила свои камеры, переводчица сказала:

— Мы бы хотели, чтобы он снова поздоровался.

Ребята, со всем старанием попыталась объяснить я, Дьюи здоровается только один раз, когда встречает меня утром. Режиссер, мистер Хоши, и слышать ни о чем не желал. Он привык не только отдавать указания, но и видеть, что все им подчиняются. Он был явным руководителем. И сейчас он хотел увидеть поклон Дьюи.

Пришлось мне вернуться к своей машине и снова войти в библиотеку, сделав вид, что утром меня тут не было. Дьюи просто таращился на меня.

«Что это? Ты же была тут пять минут назад».

Я вошла в библиотеку, включила свет, выключила его, вернулась к машине, подождала пять минут и снова явилась в библиотеку. Мистер Хоши думал, что таким образом удастся одурачить Дьюи, заставив его думать, что уже наступил следующий день.

Не получилось.

Мы около часа старались заснять приветствие Дьюи. Наконец я сказала:

— Послушайте, все это время бедный кот сидит и ждет, когда его накормят. Я должна дать ему поесть.

Мистер Хоши согласился. Я подхватила Дьюи и побежала к его подносу для отходов. Меньше всего я хотела, чтобы японцы засняли, как он тужится. Дьюи облегчился и неторопливо приступил к завтраку. Когда он с ним покончил, съемочная группа уже расположилась внутри. Они обогнули полсвета и действовали без колебаний.

Но свое они получили. Дьюи было почти пятнадцать лет, и он стал медлительным, но не потерял ни интереса к незнакомцам, ни энтузиазма. Особенно его интересовали незнакомцы с камерами. Он подошел к каждому из членов группы и поздоровался с ним, потершись о его ногу. Они ласкали Дьюи, прыгали вокруг него, а один из операторов лег на пол, чтобы снимать с точки зрения Дьюи. Переводчица вежливо попросила меня водрузить Дьюи на книжную полку. Усевшись там, он позволил себя поснимать и стал прыгать с полки на полку. Затем она сказала: