В опасной близости - Ellen Fallen

– Мы сегодня пришли сюда, чтобы почтить память мамы, – крякаю я. – Она была… – смотрю на Мэттью, он двумя пальцами подпирает лицо и приподнимает бровь, будто говорит: «Давай, Бэт!».

– Она была прекрасным человеком, чуткой матерью, любимой женой, и я уверена, что она была бы самой лучшей бабушкой на свете. – Женщина в первом ряду начинает рыдать громче всех, сбивая меня, я теряю контакт с Мэттью и вижу Дуга, как она смотрит на меня с признательностью.

– Она вырастила прекрасного сына, дала ему должное воспитание и всегда являлась примером, – искренне говорю я. – Она никогда не судила окружающих, все, что она делала в жизни, это судила себя. «Судить себя куда труднее, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр», – заканчиваю цитатой из любимой книги его матери и ищу глазами Мэттью. Но его уже нет в зале.

Растерянная, я сажусь рядом с Дугом, он тянется ко мне, чтобы обнять, и я позволяю ему это.

– Это потрясающая речь, спасибо огромное, – говорит мне он и целует в щеку.

Чувствую, как мою спину сверлит чей-то холодный взгляд, он не ушел. Наблюдает за мной, это странно.

Позже мы всей процессией поехали на отпевание и пешком шли до кладбища, мне кажется это жуткой традицией, тем более, если учитывать, что мы шли с другого конца города.

Мои ноги гудят и готовы отвалиться, когда мы приезжаем в дом матери Дуга, чтобы устроить обедню. Толпа значительно поредела в дороге, и теперь в доме осталось человек пятнадцать живых душ. Себя я не считаю, потому что в данный момент чувствую себя ужасно. Мои икры никогда не испытывали на себе такой нагрузки.

– Устала, милая? – спрашивает меня одна из его тетушек. – Вы – американки – слабые.

Ну что, я тоже в стороне не останусь, простите.

– А вы любители ходить, я смотрю? У вас все холмы да просторы, тяжело было вашим предкам без лошадей, не так ли? – Мило улыбаюсь и хлопаю ресницами. Не будите во мне зло и получите добро.

Она фыркает и встает с моего дивана, я снимаю туфли и пальцами растираю мои ноги. Разваливаюсь на диване, закидываю голову на подлокотник. Я сдохну, вот это было испытание.

– Лиззи, пойдем к столу, все уже собрались. – Дуг треплет меня по плечу, и я, не хотя, поднимаю голову. – Это совсем недолго, потом ты сможешь отдохнуть наверху некоторое время.

Вот эта идея мне больше нравится, чем вся эта процессия, с людьми, которые лгут и лицемерят.

Снова обуваю свои туфли и иду в гостиную, и, естественно, мой стул рядом с мужем. Ох, уж эти традиции. Все разговаривают, каждый о своем, и временами вспоминают усопшую. Причем все говорят о ней такие хорошие вещи, что я сомневаюсь, что они вообще знали мою свекровь. Она хороший человек, возможно строгая и немного нацистка, но при этом она не делала всех этих вещей, о которых они рассказывают – это бред.

– А помнишь, как она спасла тут птицу, вытаскивая ее из холодного моря. Боже, она была бесстрашной женщиной, – говорят женщины.

Да не было такого, она жутко боялась воды и поэтому принимала только душ, потому что даже ванна заставляла ее дрожать от страха.

– А как она любила дарить свои драгоценности, Аглая, ты помнишь? Может она оставила что-то, Дугалт? Уверенна, твоя мама была бы рада поделиться со всеми, – говорят они, и я уже закипаю от всего этого развода Дуга. Они просто кружат его, пока он находится в трауре.

– Закройте свои рты! Вы ни хрена не знали о ней! Она никогда не раздавала ничего своего, отчего ее дом превратился в свалку старинных вещей! Эта женщина совершенно не умела готовить и каждый раз закрывала вам рты, когда вы несли откровенную чушь. Но при этом она обладала действительно стальным характером, блестящим умом и природной мудростью. Поэтому хватит лизать задницу ее сыну. Он вас все равно не слышит. Катитесь к чертям из этого дома и не упоминайте имя усопшей, потому что вы жалкие лицемеры. – Встаю из-за стола и широким шагом направляюсь в комнату, о которой говорил Дуг.

Пошли они все к чертовой матери, свиньи неблагодарные. В свое время она помогла каждому, а они все просрали, и умирать пришлось ей одной! Где же были они все? За спиной все еще слышу возмущенные возгласы и наигранный плач все той же горластой тетки. Превратили похороны в цирк, никакого уважения к человеку.

Скидываю туфли и захлопываю дверь в комнату, никто не должен заходить сюда, никого не хочу видеть. Дугалт тоже сидит, как идиот, и верит каждому слову своих родственников. Почему он такой наивный? Или это называется воспитанность?

Скидываю с себя одежду и ложусь в одном белье, мне необходимо вздремнуть. Пусть на голодный желудок, так спится легче.

Закрываю глаза и вижу прекрасные здания Дублина, зеленые шапки повсюду, замки, достойные лучших сказок, улыбающихся людей и Мэттью.

Он стоит прямо передо мной, и я протягиваю к нему руки, но он не дает мне возможности схватить его, удержать. Я иду за ним, но никак не могу догнать. Он оглядывается, смотрит на меня, и печальная улыбка – это последнее, что я вижу перед тем, как он исчезает из вида. Я бегу по каким-то переулкам и пытаюсь его найти, мой голос надрывается, когда я понимаю, что его потеряла.

Я все еще сижу на кровати, время 9 утра, моя поза за эти часы не изменилась. Хотя может я пару раз вставал, чтобы проверить, вернулась ли она в номер. Хорошо, не пару раз! Я 4 часа проторчал около двери ее номера, ожидая. Я самому себе кажусь жалким. И мне откровенно плевать, что обо мне думали люди, проходившие в свои номера, нервно озираясь на меня.

Она не пришла в гостиницу ни вечером, ни утром. Такое впечатление, что она забыла, что у нее есть номер, и, как вариант, забыла обо мне. Меня пугают эти мысли, я выгляжу, как киска. Но могу сказать за всех мужчин, это только на вид мы не пробиваемы. На самом деле мы плачем, ждем, переживаем не меньше девушек.

Вот и я вчера схватил газету и первым делом прочитал некролог, опубликованный в газете, естественно я знаю фамилию мужа Бэт. Узнав время и адрес, я поехал поддержать ее. Бэт, конечно, ершится, но внутренне переживает за всех. Вспомнить того же Зеленски, она ведь гоняла его не просто потому, что он хрен моржовый, нет, она учила его делать все лучше. Так и вчера она была на похоронах не родного человека, однако она наверняка уважала, по меньшей мере.

Я зашел вместе со всеми этими людьми, сел как можно дальше от нее и наблюдал. Видел ее отрешенность, как она нервно озиралась и дергалась от каждого взмаха здоровяка, сидящего рядом с ней.

А я… Ну я скрипел зубами так, что бабулька, сидящая рядом со мной, отсела от меня от греха подальше. Каждый раз, когда этот Дуг тянул к ней руки, я готов был сравнять все ряды со стульями, но поломать его долбанные клешни. Естественно, я этого не сделал. Все его прикосновения доводили меня до точки кипения, но я не ушел. Это было сильнее меня, как мазохист, я изводил себя мыслями о ней.