Наследник - Александр Прозоров

В этот раз волхв муромскую рать не подвел — налетевший порывистый ветер разогнал тучи далеко окрест, позволив полной луне залить леса мертвенно-желтым диодным светом. Вскоре после полуночи дружина поднялась на ноги и ушла куда-то под кроны, к близкой дороге, о которой Лесослав догадался из разговоров проверяющих оружие ратников. Самого вербовщика никто никуда не отсылал — и излишней инициативы он решил не проявлять.

С рассветом муромский флот двинулся дальше. Похожие на половинки огромных бочек, ладьи изрядно полегчали, но и гребцов стало куда как меньше, а потому ползли они против течения со скоростью сильно уставшего калики перехожего. Ушкуй, благодаря узкому корпусу и малой осадке, оказался самым быстрым, и Святогор, не преминув этим воспользоваться, вырвался далеко вперед. Вскоре после полудня княжич первым сошел на один из пустующих причалов, вытянувшихся к стремнине от стен булгарского города Ондуза.

Поселение соседнего княжества мало уступало размерами самому Мурому и располагалось у впадения в Суру довольно широкой, в два десятка шагов, реки. Местность вынудила булгар построить город в виде огромного треугольника, две стены которого выходили к рекам, а третья — к затянутому ряской, широкому рву. Каждая стена, рубленная на высоту пяти саженей, тянулась примерно на четверть версты, шагов на пятьсот-шестьсот, и в основании имела земляной вал пятнадцати саженей в высоту[7]. Даже на Ротгкхона, немало повидавшего на своем веку, монументальность укрепления произвела гнетущее впечатление. Как одолеть такое препятствие без десантных ботов, без нарушающих молекулярные связи поляризаторов и поворотников, без прыжковых ранцев — он совершенно не представлял.

Окружали Ондузу обширные слободы, в которых раздавались крики, шум, хохот, плач. Подкравшаяся в темноте дружина смогла ворваться в посады незамеченной и теперь праздновала первый успех, сгоняя к реке обширный полон, выводя из конюшен лошадей, грузя возки собранным в домах добром. На глаз, женщин, детей, мужчин уже удалось наловить сотен семь или восемь. В одних рубахах, простоволосые, босые, они жались друг к другу, обнимали матерей, отцы старались прикрыть собой семьи от веселых взглядов бродящих вокруг муромцев.

Вот только что ты голыми руками против мечников и брони сделаешь? Прозевал свою свободу — теперь молись богам и надейся на счастье.

— Не заметили, — спрыгнув на жердины причала, удовлетворенно кивнул княжич. — Не зря вы с боярином Валуем жилы у кордона рвали. Прозевали булгары опасность, теплыми мы их и сонными застали. Слышишь меня, Лесослав? Со мной пойдем! Журба, Избор, Бобрец, Скулда, вы тоже!

Небольшой отряд быстро пересек по торговой улочке разоряемую слободу, остановился перед разорванным надвое мостом через реку — поднятый пролет накрепко закрывал ворота, утонувшие в глубине земляного вала, под помостами для лучников и копейщиков. Дружинники Журба и Бобрец свели щиты, прикрывая княжича от возможных стрел, Избор пристроился за щитом узкоглазого безбородого усача Скулда. Ротгкхон, демонстрируя презрение к опасности, замер отдельно, широко расставив ноги и удерживая перед собой боковинное копье. Его широкое лезвие, словно случайно, загородило от помоста с лучниками горло вербовщика и половину его лица.

— Славное сегодня утро, буртасы! — крикнул горожанам княжич. — Это я, Святогор, сын Всеграда, приплыл ныне к вашему берегу, дабы спросить: где посол муромский, боярин Боривит, что половину месяца назад к вам за вирой и кудесником злым отправился? Злодеем, что брата моего, князя муромского летом отравить пытался?

— Поганый вор! Отродье хорьковое! Муромский тать! Лживый душегуб! Тварь подколодная! — заорали со стены в ответ. Но стрел, как ни странно, не пускали.

— Верните боярина Боривита и отдайте кудесника для кары! — громко потребовал Святогор. — Или я, клянусь Перуном, сожгу Ондузу!

— Трус муромский! Жалкие трусы! Вам только с бабами воевать! — заорали местные.

Безусый княжич, даром что еще мальчишка, только прищурился, никак не отвечая на оскорбления. Он ощущал себя силой, слишком великой, чтобы замечать столь мелкие уколы.

Наконец, на надвратной башне произошло шевеление, там появился воин в алом плаще и островерхом шлеме с красным же маленьким флажком на самом кончике.

— Отпусти полон, сын болотной гадюки, и убирайся немедля! — крикнул новый воин. — Иначе ты будешь с позором повешен на этой перекладине! Это говорю тебе я, князь Ондузы Стрежислав!

О какой перекладине идет речь, Ротгкхон не понял. Возможно, это была местная идиома.

— Верни мне боярина Боривита! — громко ответил княжич.

— Боривит твой был брехливым псом, Святогор! — наклонился вперед воин. — Он оскорбил меня лживым наветом и за то был утоплен в уличном нужнике!

— Подлые твари, — покачал головой Журба. — Какая страшная смерть для славного воина.

— Ты сам выбрал свою участь, князь Стрежислав! — ответил Святогор. — Прощения не будет. Я сожгу Ондузу со всеми ее проклятыми обитателями!

Несколько стрел с шуршанием прорезали воздух и вонзились в щит Журбы. Святогор, в задумчивости поглаживая подбородок, посмотрел вправо и влево от ворот, тихо сказал:

— А ведь стена здесь куда ниже, нежели у рва.

— Это так, княже, — согласился Журба. — Да токмо реку не засыплешь. Размоет плотину течением.

— Плоты нужно навести, — предложил Ротгкхон.

— Молодец, иноземец, — похвалил его Святогор. — Быстро соображаешь. Сделать сможешь?

Стрела звякнула по лезвию копья и отскочила в сторону. Вербовщик поморщился: смерть, направленная умелой рукой, почти коснулась его своим дыханием. Покачал головой:

— Одному не управиться. Надобно мастеров не меньше двух десятков, материал подвезти, веревки, гвозди или скобы… — Возле уха ширкнула еще стрела. — …и полдня времени.

— Ондузцы посады сжечь не успели. Любые избы раскатывай и бревна на плоты пускай. Они сухие, на воде держаться будут хорошо.

— Еще бревно нужно толстое, сажен десять в длину.

— Бревно-то зачем? — не понял Журба.

— Тут же течение! От берега до берега бревно положу, а к нему плоты опосля привяжу. Веревка не пойдет, стрелами перерезать могут.

— О-отлично! — Княжич подошел к нему и ободряюще похлопал по плечу. — Вижу, ты хорошо понимаешь, как хитрость сию исполнить надобно. Журба, выдели ему два десятка новиков из черной сотни[8], пусть начинает.