Чародейка на всю голову - Надежда Мамаева

– Ну ты же сказала, что хочешь платье и тортик. – Он усмехнулся, а я припомнила, как действительно говорила что-то на палубе о платьишке и оправдательном приговоре. Надо же! Запомнил. – Ну вот я и принес…

И с этими словами мне протянули воздушное великолепие, украшенное взбитыми сливками и увенчанное вишенкой.

И хоть я и была сыта, у меня все равно нашлось место для тортика. Потому что он попал не в живот, а сразу в сердце. А все потому, что там два желудочка!

Не успела я додумать эту философски-анатомическую мысль, как дирижабль качнуло.

– Отчаливаем, – пояснил Дьяр.

И только после этого я поняла, что все последнее время подспудно ждала: вот-вот что-то случится, и мы не сможем улететь из порта.

За узким окном маленькой каюты свет боролся с мраком, а огни города становились все меньше.

– Даже не верится, что все получилось, – вырвалось у меня облегченно.

– Хочешь, выйдем на палубу, убедишься еще точнее, – предложил Дьяр в шутку.

– Давай, – согласилась я. Хотелось хоть какое-то время побыть подальше от Хель. Потому как если у нормальных людей может случиться смерть под пытками, то у меня сегодня с этими реверансами была пытка Смертью.

– Идите-идите, исчадия мои, прогуляйтесь, – в благословляющем жесте махнула на нас костлявой рукой Хель. – Проклятье с вами. А я тут посижу, отдохну. А то умаялась маленько…

Я про себя лишь выдохнула с облегчением от такого напутствия и постаралась как можно быстрее покинуть каюту. На палубе царила деловая суета. Матросы разворачивали носовой и боковые паруса. Капитан стоял у штурвала, уверенно разворачивая громадину дирижабля, ставя тот на нужный курс.

А вместо баллона аэростата над нашими головами раздувались в силках личи, поднимая судно все выше к облакам, где ветер становился гораздо ощутимее.

Я поежилась и подошла к перилам борта, встав боком к ним. Городок, озарённый вечерними огнями, становился все меньше.

– Дракон так и останется на площади? – спросила первое, что пришло на ум.

– Я снял с него седло и приказал, как только отгорит закат, лететь на восток. Туда, где его когда-то поймали. Пусть хотя бы он будет свободен и счастлив.

– Свободен и счастлив… – эхом отозвалась я, посмотрев на Дьяра, стоявшего напротив меня.

Он поднял на меня свои глаза и… Я не могла противиться их притягательной силе. Тонкий огонь пробежал по моим венам, опаляя жгучими иглами.

– Дьяр…

– Тиг…

Мы произнесли это почти одновременно и тут же замолчали. Неловкость. Чувство, казалось, уже забытое, вдруг укрыло нас своим крылом.

Я не была невинной девушкой. В моем анамнезе числились отношения. Одни даже едва не довели до официального брака. Но хорошо, что все закончилось лишь гражданским, быстро распавшимся. Так что я даже могла заявить, что была замужем и мне там не понравилось.

Но никогда, ни с кем прежде я не чувствовала себя так, как рядом с Дьяром.

– Тиг, – его хриплый, надтреснутый голос нарушил возникшую тишину, а сильные мужские руки взяли меня за плечи. – Говорят, что есть предел всему. И после него в человеке что-то перегорает, и он ведет себя вопреки приличиям и здравому смыслу. Сегодня в каюте я не сдержался. Ты девушка из благородной семьи, и я не должен был…

Я не дала договорить, прижав свой палец к его губам. Нетрудно было догадаться: он сожалел о поцелуе. И пытался извиниться. От осознания этого мне стало горько. Потому что я-то ни в чем не раскаивалась! Я упала в этот чертов поцелуй, который был для меня самым невероятным и упоительным. Мое тело помнило его руки, губы, запах…

Мне не хотелось слышать того, что Дьяр готовился произнести. Но не могла не признать: он был прав. Это я забыла, что попала в иной мир, иное время, а значит – вокруг иные нравы. И для Дьяра лишить благородную девушку невинности равносильно походу с ней к алтарю.

А мы, если бы нас не прервала Смерть, на одном поцелуе не остановились бы. Я – так точно.

– Помню. У тебя есть невеста… И обязательства, – я говорила кратко, потому что чувствовала: длинную речь не осилю. Голос сорвется в дрожь. И все же я нашла в себе силы выпрямиться до сведенных на спине лопаток и скупо улыбнуться. – И нас связывают лишь условия сделки. Ты помогаешь мне стать Уикроу, я тебе – разобраться с обвинением. И все. А что до поцелуя – я тебя услышала и обещаю, что не то что не заговорю, я даже молчать о нем не буду. Обещаю! Да что там, я уже ничего не помню, а значит, ничего и не было вовсе.

– Значит, уже забыла… – как-то угрожающе произнес Дьяр, нависнув надо мной.

И я почувствовала себя под его взглядом так, что сразу захотелось опровергнуть собственные последние слова. Но я лишь упрямо сжала губы и вскинула голову.

– Да. Только деловые отношения, – мой голос звучал твердо, хотя внутри было ощущение, что что-то внутри меня щелкнуло, сломалось. Словно кто-то спустил курок в моем сердце.

Дьяр разжал руки, отпустив меня, и повернулся к борту. Его ладони легли на деревянные перила, наполовину обхватив их сверху. Я увидела, как костяшки пальцев побелели, а затем… по дереву зазмеилась трещина.

– Это твой окончательный выбор? – голос Дьяра был способен заморозить птицу на излете.

Сил на еще одно «да» почти не осталось. Оттого ответ вышел каким-то тихим и простуженно-шипящим. Дьяр ничего на это не сказал. Я услышала лишь его свистящий выдох. Словно маг сжал все свои эмоции в кулак, скрутил в тугой узел, не выпустив ни одной.

А я подумала, что порой мы не властны над происходящим и единственное, чем можем управлять, – это наше отношение к ним. И именно оно, это наше отношение, и будет определять, кто кого контролирует: события нас или мы события.

Так вот, рядом со мной сейчас стоял тот, кто не подчинялся. Нет. Дьяр подчинял. Всех вокруг – себе, а себя – железному самоконтролю. Поэтому как бы сильно на напарника ни давили обстоятельства, как бы враги его ни сковывали кандалами и ни сажали в тюрьму, никто и ничто не было способно сломить волю Дяра. Он не привык сдаваться.

И вот сейчас по тому, как он принял мой ответ, я поняла: маг не смирился с моим решением. Согласился, но не смирился.

Тишина, возникшая после этого, была совершенно иной. Она давила на виски, вымораживала изнутри. От нее захотелось избавиться любым способом. Спросить о чем угодно. И я не выдержала:

– Как ты думаешь: кто из твоих врагов стоит за обвинением? – Я не узнала свой голос. Таким сухим он оказался.

На несколько мгновений мне показалось, что он не ответит. Но нет.

– Мои враги либо мертвы, либо трусливы, а потому живы. И среди последних нет никого, кто бы смог провернуть подобное.

– Ты говорил, что помимо моего свидетельства есть еще доказательства, – с каждым словом говорить становилось все легче. Ледяной ком, засевший в горле, пусть и не исчезал, но был все меньше.